Книга Последний обоз - Анна Соло

— Ящер его знает, этого доброхота, — сказал Нарок.

— Я б пошёл по вешкам, — вставил своё слово тихонько подошедший к Торвин Зуй, — Тот, кто их ставит, не желает нам зла.

И он показал ещё одну лёгкую стрелу с таким же оперением.

— Эта вешка указала мне заимку, на которой мы провели ночь.

Торвин едва заметно усмехнулась.

— Зуй, иди-ка ты отсюда. Мешаешь воспитывать молодёжь. Мне было интересно, что выберет Нарок: явную опасность или сомнительную помощь. Кстати, напрасно ты не показал мне стрелу вчера. Она наводит на кое-какие соображения.

Как же хорошо было после блужданий по бездорожью выбраться на твёрдую, относительно ровную, а главное — чистую Торговую тропу! Теперь она казалась такой широкой и безопасной, а лежащий за ней Дол — даже приветливым…

Коштырями звался небольшой хуторок, нахально торчавший на открытом месте, прямо меж двух голых холмов. Торжка при нём не было, зато имелся кабак.

— Может, по шкалику за возвращение? — предложил Зуй.

Торвин сперва поморщилась, потом поглядела на едва переставляющих ноги лошадей, проследила за жадным взглядом Добрыни — и вдруг согласилась.

На обнесённом пряслом дворике народу толпилось не меньше, а, пожалуй, даже и побольше, чем на ином торжке. Усевшись на чурбачки, мужики и парни деловито хлебали самобульку из деревянных кружек и неспешно беседовали в пол голоса. Кто-то дрых на лапнике под стеной, с головой накрывшись плащом. Стайка девок с корзинками бродила между людьми, а за ними следом таскалась тощая однорогая коза.

Возок оставили за воротами. Видя, что Тиша с Омелой, усевшись на землю, достают веретёна, Нарок спросил:

— А вы разве не пойдёте?

— Нам не вместно, — испуганно замотала головой Тиша.

— Кабак — для мужчин, — терпеливо объяснила Омела, — Из тёток, бывает, ещё заходят кто поотчаянней, а девке это срам. Да и поколотить могут.

— Кто ж? — удивился Нарок.

— Девки тутошние. Их вон — аж семеро, и все здоровенные. Решат ещё, что мы у них заработок перебить хотим.

— Странно, — сказал Нарок, с сомнением разглядывая бродящих по кабацкому двору девок. Все они выглядели смирно и невзрачно в своих тёмных рогожах, и никак не тянули на разгульных девиц. — Чем же они промышляют?

— Блины продают. С повидлом, с творогом, с рыбой… Это уж так заведено: коли на каком хуторе кабак, ихние девки работают при нём себе на приданное.

— И они не боятся, что кто-нибудь обидит спьяну?

— Что ты, разве кто посмеет? Вон, видишь, за ними следят трое парней? Один у прясла, другой в дверях, и ещё возле бочки стоит, длинный такой. У нас девушки в одиночку нигде не ходят, всегда рядом или отец, или брат, или жених. Сама по себе бродить станет только ведьма или вовсе ракшица.

Поразмыслив немного над услышанным, Нарок решил на всякий случай остаться у возка и в кабак не пошёл. Но стоило ему опуститься на землю рядом с девушками, Омела, мягко улыбнувшись, шепнула:

— Ты с нами не садись, поди хоть на облучок. А то парни задираться начнут, девкой дразнить.

— На вечёрке все вместе сидели — и ничего, — несколько раздосадованно заметил Нарок.

— Так то ж вечёрка, — сказала Тиша, глядя на него жалостливо, словно на неразумного младенца.

Между тем Добрыня показался из дверей кабака с гусём*** самобульки и кружками в руках. Зуй с Торвин уже ждали его возле изгороди. Однако стоило им усесться и разлить поило, какой-то медведеобразный мужик подгрёб к Добрыне и радостно прогудел:

— О, Добрынюшка! Каким ветром? Всё торгуешь?

— А куда ж деваться? Семейство-то кушать просит, — живо откликнулся Добрыня, — Храни тя Маэль, Груздь. Подсаживайся, что ли, к нам.

Мужичище по имени Груздь тут же прикатил себе чурбачок и устроился между Добрыней и Зуем.

— Ну, ваше здоровье!

И все четверо хорошенько приложились к своим кружкам. Добрыня крякнул от удовольствия и поманил к себе рукой одну из девок:

— Ну-ка, подь сюда, славница. С чем у тебя блины?

— С яблоками.

— Давай парочку.

— Мне тож, — сквозь густую бороду прогудел Груздь. Добрыня, не чинясь, заплатил за обоих. — Так что, Добрыня, на Тропе-то спокойно?

— Так себе. Кролики на переправе шалят, Зуй вон стрелу в плечо поймал. Но мы, однако, просунулись без потерь.

— А… Это… Малёк Крольчонок с утреца сюда заходил. Пить не пил, но болтал всяко… Ты, Зуй, смотри за своей младшей в оба глаза. Понял?

Зуй покивал.

— Тогда вздрогнем.

И все снова отхлебнули самобульки.

— Ну а что, — спросил Груздь у Торвин, хитро прищурив глаз, — Совсем мужики в Приоградье перевелись, раз тётки уже по Тропе с копьём шастают?

— Я, уважаемый, не шастаю, а служу, — ответила Торвин, наполняя свою кружку, — А с копьём у нас ходит тот, кто знает, с какого конца за него берутся, и без разницы, что в штанах.

— Это зря. Мужик завсегда сильнее тётки, хоть с копьём, хоть без, — и, отсалютовав поморийке кружкой, Груздь сделал могучий глоток. Торвин незамедлительно последовала его примеру.

— Сила — пустяк, — сказала она, подозрительно блеснув глазами, — Любое дело требует прежде всего навыка и разумения. Вот ты, уважаемый, здоровенный, как конь, а я готова спорить, что поборю тебя хоть на руках, хоть на поясах.

— Ещё чего, с тёткой бороться, — хмыкнул Груздь, — Что победить, что проиграть — всё едино срам.

— Вот потому люди на конях и ездят, а не наоборот, — спокойно подвела итог Торвин и опустошила свою кружку. Добрыня с Зуем, переглянувшись, отодвинули самобульку от неё подальше, а насупившемуся было Груздю Добрыня тихонько сказал:

— Ты её не цепляй, тётка она там или нет, а дело своё знает. Вчера вон неупокоенного в лесу поймала. Теперь мы его в посад везём.

Груздь сразу заинтересовался:

— А на что он в посаде?

— Магам продадим, на опыты. Им ведь тоже на чём-то надо руку набивать, верно? Так что сам понимаешь, раз уж Торвин мертвяка в баранку скрутила, то…

Однако Груздь, захваченный новыми раздумьями, потерял к Торвин всякий интерес.

— Ишь ты, — проговорил он неторопливо, — Магам, значит? И дорого они за такое добро дают?

— Да уж как следует, — с важным видом ответил Добрыня, — Его ловить, знаешь ли, это тебе не в носу ковыряться.

— А… Ну, давайте ещё по маленькой. За прибыток.

Выпили и за прибыток.

— А что, Груздюшко, — спросил Добрыня, — У тебя самого как нынче дела?

— Сына вот женил. Откуп запросили — сплошной разор в хозяйстве, но куда ж деваться, чуйства и всё такое… Так что сам понимаешь…

Добрыня слегка нахмурился, однако ответил, протягивая Груздю кошель:

— Понимаю, не дикий. На тебе молодым на подарки. Но