Ещё один день
1. Здесь и сейчас
За окном замка Пятихолмье разгорается рассвет. Я стою и смотрю в окно, стараясь не падать духом. Там далеко, за стеной замка, горят костры. Эти костры — для того, чтобы мы их видели. Чтобы знали, что они — там.
У костров, должно быть, готовятся к штурму. Там зачаровывают катапульты и лестницы, поят бойцов зельями, увеличивающими скорость реакции и приглушающими боль, раздают последние указания... У нас, наверное, тоже готовят бойцов. Тех, что больше годятся для ближнего боя. Не таких, как я. Мне уже давно провели инструктаж, и я свое место знаю. А по поводу всего остального Дан выдал только одно указание: «Если дело дойдет до ближнего боя в замке, держись подальше от меня, рядом со мной тебе точно не выжить». Он, конечно, прав: сражаться я обучена, силы мне хватает, но есть места, где я могу быть гораздо полезнее, чем в прямой схватке. Да и хватит ли моего умения и моих сил на то, чтобы находиться в самом эпицентре? А эпицентр будет там, где Дан. Он пусть и не главная цель предстоящего сражения, но — тоже цель.
Вчера вечером к нам прибыл гонец с письмом от Розена. Тот предлагал заключить перемирие и начать переговоры, если Дан Князев добровольно выйдет к нему. А Дан... он всегда хотел быть благородным и жертвенным. Конечно, ему объяснили (а то он сам не понимал!), что это бессмысленно, что если он выйдет, то ничем хорошим это для него не кончится. Что все эти «переговоры» - чушь собачья, просто попытка получить без боя власть над Академией, и мы еще посмотрим, как Розен сам переживет этот штурм. Что без Дана мы наполовину проиграем, что... Тысячи доводов привели ему, отправили злосчастного гонца обратно ни с чем, и все равно полночи мы с Варей посменно дежурили у тайного хода, опасаясь, что Дан возьмет и выйдет. И между прочим, дежурили не зря.
Моя мысль обрывается, потому что Джанна тихо подходит ко мне со спины. Сначала я вижу темное пятно, отражающееся в окне. Я вздрагиваю, оборачиваюсь — сгусток пламени уже горит в моей руке — и вижу, что это она. Пламя тут же разгорается ярче, я усилием воли гашу его совсем, чтобы не навредить.
Джанна сейчас мне не враг. В этой битве она — союзница, она на той же стороне, что и я, я обязана об этом помнить. Темная рубаха, черные джинсы, темные заплетенные в косу волосы. Даже в таком, полубоевом-полупоходном виде Джанна красавица, хоть и не такая, какая бывала на балах и вечеринках. Я... надеялась, что не встречусь с ней наедине. Я думала, она тоже надеется на это. Просто проходила мимо? Обозналась?
- Привет, Глена. Я искала тебя, - говорит Джанна, пристально глядя на меня, будто ищет что-то, и я чувствую, как мое сердце начинает биться быстрее. Она искала меня! Зачем?
Успокойся, глупое сердце. Наверняка ее послали, чтобы сказать: скоро начнется. Кто-то недосчитался меня перед боем, решил убедиться, что я не полезу в первые ряды и не пожертвую жизнью ради какой-нибудь благородной глупости.
- Уже пора? - спрашиваю я. Мне одновременно тягостно и сладко снова видеть Джанну так близко. Кажется, можно просто руку протянуть... но нет, на самом деле — нельзя. И у меня достаточно силы воли, чтобы понимать слово «нельзя», которое я сама себе говорю. Однажды эта девушка ушла от меня, а перед этим призналась в обмане. Наверное, у нее были на то причины. Обязательно должны были быть причины, чтобы так стремиться в мою постель. Но Джанна не объяснила тогда, почему так вышло: я ей не позволила. Мне, в общем-то, было все равно. Жажда убийства не стала бы меньше, даже если бы выяснилось, что она сделала это ради спасения мира. Наверное, не совсем правильно говорить, что она ушла. Она сбежала, потому что иначе я бы ее сожгла. Все, на что хватило тогда моих сил и моего самоконтроля, - это прямо сказать ей: «Убирайся, беги, через полминуты я загорюсь». Счастье, что она мне поверила.
Прошло время, и я сменила дверные замки и пароли к запирающим заклятьям, смирилась с тем, что стала, должно быть, даже не основной жертвой обмана, а разменной монетой в какой-то неизвестной мне игре Джанны. Я не простила, конечно: она ведь не просила у меня никакого прощения. Но я перестала думать о том, что я сделала неправильно, мечтать о мести и ронять искры на ковер при одном только звуке ее имени. Я думала, что переболела и успокоилась. Я думала, мне больше не больно. Но вот теперь я смотрю на нее, все такую же красивую, и больше всего на свете мне хочется дотронуться до нее. Зарыться рукой в ее волосы там, где начинается плетение косы, уткнуться носом в шею, почувствовать сладковатый запах, который я отлично помню до сих пор.
А еще мне хочется прижать ее к каменной кладке стены коридора, впечатать со всей дури, чтобы дух вышибло. Как будто получить плату за все, что она сделала. Компенсацию. И она бы мне позволила, она ведь чувствует, что виновата передо мной. И именно поэтому я ничего не сделаю, как бы мне ни хотелось.
Мои руки помнят каждую ее выступающую косточку, каждый изгиб. Это все — моё, она моя. Как она смела думать, что может просто взять и отменить это? Как она смела испортить все это своими чертовыми признаниями?
Я стою напротив Джанны и не делаю ничего, потому что это неважно — чего я хочу и что я помню. Все, что я помню, - это обман, иллюзия. Мне все еще кажется, что она была моей, но она никогда не была моей по-настоящему. И я не могу — после всего, что было, — бегать за ней со своими
