телу восхитительное, совсем домашнее тепло.
Но спать пришлось недолго.
XIV
— Товарищ лейтенант, а, товарищ лейтенант! — разбудил Широнина негромкий, но настойчивый оклик, и кто-то тронул за плечо. Приоткрыл глаза. Согрелся во сне, а теперь хватил ртом промороженный воздух, и словно брызнули в лицо холодной водой — привстал, ошарашенно осмотрелся по сторонам. Сколько он спал — час, Два? Очевидно, немного, потому что продолжавший падать снег только чуть-чуть припорошил полушубок. Пламя костра побагровело и с натугой осиливало сырой, неломкий хворост. В темнордяных отблесках Петр Николаевич разглядел склонившегося над ним Зимина.
— Только что передали из штаба полка, чтобы вы явились к командиру. Немедленно, говорят…
— Есть немедленно! — взбадривая себя, повторил Широнин и вскочил, взял автомат, направился к пролому, заменявшему дверь. Едва шагнул за порог, как ветер клубком кинул под ноги снежный бурун, взвихрил его, стеганул лицо. Черная стена ночи заслоняла село. Сколько ни шарь глазами — ни огонька. След, в который старался ступать Широнин, привел его к двум вязам, где стояла полевая кухня, а отсюда уже он легко нашел штабную землянку.
Полковник будто и не поднимался из-за стола. Сидел за ним попрежнему в шинели и фуражке, только еще больше сгустились тени под глазами.
— А, лыжник! — сразу узнал он вошедшего Широнина. — Наконец-то. Вот вы своим приездом нам зиму воротили, так теперь извольте сами и выпутывайтесь, исправляйте свою же вину.
Ворчливо упрекая лейтенанта, Билютин придвинул поближе к себе лежавшую на столе карту, хлопнул по ней ладонью.
— Хорошо ходите на лыжах? Не разучились в интендантах?
— Как бог! — не сдержал нескромного порывистого восклицания Широнин; увидел ухмылку в глазах под насупленными бровями, добавил: — Я ведь, товарищ полковник, сызмальства обучен, сам-то кирсовский, с Вятки…
— Ну, нам, положим, неизвестно, как ходит на лыжах бог, а вот вятские, сам знаю, в этом деле мастаки. Так вот, смотрите, — полковник подозвал Широнина к карте. — Нужно доставить срочное донесение в штаб дивизии. За ним должен был приехать офицер связи, но его броневичок где-то безнадежно застрял. А дело важное, ждать нельзя. Штаб дивизии размещается вот в этом селе. ПСД [1] поближе. Можете сдать на ПСД, но предупредите, что срочное.
Слушая полковника, Широнин смотрел на карту. Меж Ключами и населенным пунктом, где находился ПСД, лежали горизонтали, обозначавшие ровную степь, затем луг и болото в лощине небольшой реки, за рекой небольшой редкий лес и снова степь.
— Тут можно и напрямик, товарищ полковник, — сказал Широнин, заметив, что дорога обегает топь далеко в стороне, — болото, если верить карте, и в лето проходимое, а сейчас и подавно. Напрямик километров девять будет. От силы полтора часа ходу.
— Напрямик так напрямик. Только поосмотрительней будьте, немцы, вот, в частности, здесь, в лесах, могут шалить. Они к своим еще из Чугуева пробиваются. Связного возьмите с собой. Есть у вас подходящий, чтобы вместе на лыжах?
— Не успел спросить, товарищ полковник, сами знаете, только сегодня прибыл.
— Ну, хорошо, попробуем найти здесь, — полковник шагнул к двери, распахнул ее, вгляделся в темноту, где глазасто мерцали цыгарки сидевших связных.
— Признавайтесь, гвардейцы, кто на лыжах ходит?
— Я! — раньше всех других прозвучал юношески звонкий отклик, в котором Широнин сразу узнал голос Шкодина, того самого паренька, который так обрадовался, услышав, что Широнин учитель.
— Хорошо?
— На третьем месте в районе был, товарищ полковник.
— Ну вот прямо какие-то хвастуны, а не солдаты. Один уверяет, что ходит на лыжах, как бог, другой, правда, рангом пониже, в масштабе района. Ладно уж… Мигом к коменданту. Скажи, я приказал дать две пары лыж, да отбери получше.
Снарядились в путь быстро и вскоре, перекликнувшись с часовыми, стоявшими на окраине села, вышли в степь. Здесь остановились, присели в кювете. Шкодин заслонил вырываемую ветром, гремящую, как жестяной лист, карту, Петр Николаевич достал компас и при свете фонарика сличил карту с местностью, вычислил азимут, без которого двигаться в завьюженной ночи было невозможно.
Метель разыгрывалась все сильней и сильней. Вначале ветер дул попутный, на юго-восток, и достаточно было при обычном ходе совсем легких, не требующих особого напряжения ударов палками. Но углубились в поле, и словно бы оглушило разъяренной перебранкой всех столкнувшихся на степном раздолье буранных ветров. Они метали хлесткие летучие космы снега то справа, то слева, толчками упирались в грудь и вновь забегали сзади, с сухим шелестом сразу же заносили след. Широнин нет-нет да и посматривал на своего связного. Парень и в самом деле, видать, был натренированный, не отставал ни на шаг, хотя в шинели и в маскхалате, полы которых рвал ветер, ему было идти трудней, чем Широнину в его легком полушубке.
— В след иди! — сердито прикрикнул Петр Николаевич и двумя сильными ударами палок все же опередил красноармейца, пошел перед ним, чтобы облегчить ему путь. Через полчаса ходу степь покато начала спускаться к лугу. Еще раз посмотрели на компас. Двигались верно.
На лугу и болоте мело меньше, но сквозь снег проступали смерзшиеся в чугун кочки, и на них лыжи так заерзали, что заломило в щиколотках и пришлось замедлить шаг. Зато реку пересекли одним махом и «елочкой» поднялись по склону к зачерневшему на его вершине лесу. На той стороне бора должен был находиться хуторок, где помещался ПСД. Не стали искать просеки, благо лес был одноярусный, хвойный, и, внутренне радуясь, что приближаются к цели, скользнули в его затишье. Прошли с километр. Лес поредел, обозначилась опушка. Лыжи съехали в канаву, которая, очевидно, являлась границей лесничества. Помогая друг другу, влезли на вал. Но не успели распрямить спин, как послышалось тревожное: «Стой, кто идет?»
Клацнул затвор.
— Стрелять буду!
— Свои, зови разводящего, — крикнул Широнин.
Прогремел выстрел.
— Что же ты, якуня-ваня, патроны портишь, — не выдержал и упрекнул Широнин. Пришел разводящий. Оказалось, что они наскочили на дворы, где размещался автобат. Пункт сбора донесений был на другом краю хутора, в десяти минутах ходу. Обочиной раскатанной дороги двинулись туда. Широнину бросились в глаза частые посты часовых и встревоженность разводящих, вспомнились невольно слова полковника о том, что немцы «шалят».
В тесной жарко натопленной хатке у полевого телефона дремал старшина. Узнав, из какого полка донесение, он оживился, принял пакет и сочувственно посмотрел на лыжников.
— Нелегко вам, видать, пришлось. Вы бы, товарищ лейтенант, в автобат сейчас направились. Там свободней, до утра бы отдохнули.
— Нет уж, старшина, перекурим да и обратно, — отказался Широнин. — Вот только пакет поскорей доставь в штаб.
— Пакет не задержим, о нем уже три раза спрашивали. А
