«Горе тем, которые влекут на себя беззаконие…» (Ис 5:18)
Монах спросил рабби Йосефа Кару: «Почему у вас нет колоколов?» Тот ответил ему: «Пойдем со мной». Они пошли на рынок и там слышали, как продавцы селедки кричали, нахваливая свой товар. Потом он отвел его к лавке с дорогой рыбой, и там никто не кричал. Спросил его: «Почему так? Потому что качественные продукты говорят сами за себя – нет нужды ничего выкрикивать. Поэтому-то у нас нет колоколов!» […]
Есть и другой ответ на этот вопрос. Это о христианах сказано: «Горе тем, которые влекут на себя беззаконие вервями суетности» (Ис 5:18). [Здесь автор имеет в виду веревки, привязанные к «языкам» колоколов.]
Главное – те беседы и споры были мирными и приватными. Все изменилось в XIII столетии.
Римская церковь, столкнувшись с серьезной еретической угрозой: во Франции были популярны вальденсы, затем альбигойцы, в Италии – апостольские братья, – стала бояться полемики с иудеями, видя в ней опасность не столько отпадения в иудаизм, сколько пробуждения вольнодумства и отпадения в ересь. Поэтому в соборных канонах и богословских сочинениях того времени частные диспуты с иудеями запрещались мирянам – «простым» христианам, которых хитрые и коварные иудеи могут одурачить. Запрет подкреплялся ссылками на авторитетные источники – Евангелие от Матфея, призывающее избегать устных ссор, и Кодекс Юстиниана, не дозволяющий неученым христианам рассуждать о вере на публике – дабы не ошибиться и не подорвать веру слушателей.
Барельефы Абеляра и Элоизы. Деталь их надгробия на кладбище Пер-Лашез, Париж
Папа Григорий IX в своей булле объявил, что «категорически воспрещает мирянину публично или приватно спорить о католической вере, а тот, кто будет поступать наперекор сему, да будет отлучен». Французский хронист Жан де Жуанвиль в своей «Книге благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика» приводил сходное мнение короля, проиллюстрированное следующей историей:
Св. Людовик рассказывал мне, что однажды состоялся великий диспут между клириками и иудеями в монастыре Клюни. И остановился в том монастыре один бедный рыцарь, которому аббат дал хлеб из любви Господней. И этот рыцарь попросил дозволения сказать первые слова. […] И он задал иудею следующий вопрос: «Учитель, я спрашиваю, веришь ли ты, что Дева Мария, которая выносила Бога в чреве своем и носила его на руках, была матерью-девой и матерью Бога?» На это иудей ответил, что из всего этого он не верит ни слову. Тогда рыцарь ответил, что иудей повел себя как глупец, раз не веря в нее и не любя ее, он тем не менее пришел в ее монастырь и ее дом. «И поистине, – воскликнул рыцарь, – ты за это заплатишь!» И тогда он поднял свой меч и ударил иудея по уху, и свалил его на землю. Тогда иудеи бросились бежать и унесли с собой своего учителя, тяжело раненного. И так окончился диспут. Аббат пришел к рыцарю и сказал, что тот поступил очень глупо. Но рыцарь ответил, что аббат поступил еще глупее, собрав людей на этот диспут. Ибо там было множество добрых христиан, которые еще до завершения диспута отвернулись бы от истинной веры, ибо неверно поняли бы иудеев. «И я говорю тебе – сказал король, – что никто, если только он не ученейший клирик, не должен диспутировать с иудеями; мирянин, когда он слышит нападки на христианский закон, должен защищать его только своим мечом, воткнув его обидчику в живот по самую рукоятку». (Пер. Г.Ф. Цыбулько)
В итоге спонтанные частные диспуты между мирянами и евреями прекратились, хотя единичные примеры встречаются в Германии и Южной Франции до конца XIII века, а в Испании и Италии – до XV века. Вместо этого насаждался новый тип диспута, по сути своей близкий к суду: его задача была – осудить иудаизм и наказать евреев. Это диспут официальный, проходящий в присутствии короля и высшего духовенства, он не однодневный – мог продолжаться несколько дней, недель, даже месяцев, его участники были заранее назначены, повестка спланирована, поражение иудейской стороны предопределено. Раввины зачастую принуждались к участию; с христианской стороны выступали диспутантами и играли ключевую роль в организации диспутов мендиканты – члены нищенствующих орденов доминиканцев и францисканцев. Оба ордена были созданы в начале XIII века с целью восстановить пошатнувшийся авторитет церкви и отвлечь народ от популярных еретических проповедников. Монахи должны были не только очаровывать простых людей своей бедностью и скромностью, но и бороться с ересью: мендикантам была поручена инквизиция, церковный сыск, призванный искоренить альбигойскую ересь, ушедшую в подполье после крестового похода, – а позже они начали изучать восточные языки и искусство полемики, дабы словом сразиться с иноверцами.
Первым крупным диспутом нового типа стал Парижский диспут 1240 года. У его истоков стоял крещеный еврей, францисканец Николай Донин. Крестился он, по-видимому, после того, как был экскоммуницирован французскими раввинами за свои «еретические» убеждения. Под ересью могло пониматься караимство, течение в иудаизме, отвергающее так называемую Устную Тору – постбиблейский канон (Мишну и Талмуд). Если дело обстояло так, получается, что Донин действовал вполне последовательно, осуждая Талмуд в бытность свою караимом и продолжая это делать, уже будучи христианским монахом. В 1236 году он представил папе Григорию IX записку с критикой раввинистической литературы: Талмуда, мидрашей и комментариев Раши. В 1239 году папа обратился ко всем монархам с требованием изъять еврейские книги и отправить на изучение доминиканцам и францисканцам на предмет антихристианской крамолы. Этот поступок был в то же время ходом в борьбе папства и империи: если император Фридрих II Штауфен заявлял, что евреи – рабы императора, то Григорий IX стремился показать, что евреи всего христианского мира все же подчиняются власти церкви.
На воззвание папы, однако, откликнулись только во Франции: в 1240 году Талмуды в количестве сотен томов были конфискованы у еврейских общин. Папа желал, чтобы сразу по нахождении в них крамолы книги сжигали, но молодой король Людовик IX потребовал дать евреям возможность защищаться, и через несколько месяцев в Париже устроили официальный диспут, бывший, по сути, судом над Талмудом. Председательствовала на диспуте королева-мать Бланка Кастильская (она уже не была регентшей, но сохраняла политический вес и влияние на сына), обвинителем выступал Николай Донин, ответчиками – четверо крупнейших северофранцузских раввинов: Йехиэль из Парижа, Йегуда бен Давид из Мелуна, Шмуэль бен Шломо из Фалэ, Моше бен Яаков из Куси. Последний даже не успел принять участие в диспуте – тот закончился раньше, чем предполагалось. Раввины выступали не как равноправная сторона в диспуте, а именно как ответчики на суде – могли только защищаться, причем на каждой сессии присутствовал лишь один из четверых, а держали их отдельно друг от друга, чтобы первый не мог сообщить следующему, какую позицию и линию обороны он избрал. Судили диспут высшие церковные иерархи, в том числе епископ Парижский и ректор Парижского университета.
