Утром на перроне меня встретил Костя. Взволнованный. Пытливо высматривающий во мне перемены.
А я что? Прыгнула ему на шею от избытка чувств и чуть не сбила с ног.
— Я так по тебе соскучилась! М-м-м… — и бесстыже впилась ему в губы поцелуем. Пускай все смотрят.
— Тут холодно. Пойдём лучше в машину, — вставляя слова между поцелуями, сказал Костя.
Окей. В машину так в машину.
В салоне автомобиля в самом деле и обниматься приятнее и тело не мёрзнет. Всё-таки ноябрь, снег уже кругом лежит.
Мало-помалу наши обжимания переросли в нечто большее. Мы перебрались на задние сидения и устроили разврат.
— Никуда тебя больше не отпущу, — шептал он мне на ухо, не переставая ласкать руками моё обнажённое филейное место.
— Не отпускай. Я только за, — возбуждённо отвечала я, похотливо двигая бёдрами вверх-вниз. — Мы раскачали машину.
— О да… — выдохнул Костя и томно улыбнулся. — Даже не верится, что два года назад я поймал тебя за эту самую попу.
Было неудобно, но мне понравилось. А Костя ещё долго не мог отойти от бурного секса и напустить на себя обыкновенный буднично-деловой вид.
Всё-таки какое счастье, что я вернулась целая и невредимая. Теперь мне есть, с чем сравнить свою жизнь.
Глава 14. Что естественно, то порой дурно пахнетКак только закончились мои столичные приключения, начались новые, домашние. Полились на меня, как из рога изобилия. Я поведаю вам о них, а вы уж сами решайте, смеяться или плакать. Я вот сама ещё не решила. Вроде посмеиваюсь, но как-то нервно. И подозреваю, что это ещё далеко не конец.
Возвращение в привычное русло жизни было приятным.
Если первый день я провела вместе с Костей и Дружком, то на следующий отправилась на скалодром. Просто на дружеские посиделки, без тренировок. Ибо ещё толком не отошла от соревнований.
Весь скалодром радовался не только моей победе.
У Ярика появилась девушка. Такая же, как он. В смысле, тоже одарённая нестандартным мышлением. Смотришь на этих двоих, и тут же становится понятно: они пара. Как клоунские башмаки. Как наушники. Как кетчуп и майонез.
— Привет, я Наташа, а тебя как зовут? — первая подошла я к девушке.
— Приветики, я Людмилка, — заулыбалась Ярикова избранница.
Ну, Людмилка так Людмилка. Людой буду звать.
— Это про тебя все говорят? — поинтересовалась она.
— Угу, — кивнула я. — А вы с Яриком давно знакомы?
— Два месяца, — ответила Людмилка, с нежностью глядя, как Ярик, сцепившись с Толиком, катаются по полу. — Мы с ним познакомились на сайте интернет-знакомств, но он сразу мне понравился. Перед первым свиданием он спросил, какие цветы я люблю, а я чисто по приколу возьми да ляпни: каллы.
— Ну, зная Ярика… — протянула я.
Людмилка просияла и активно закивала мне.
— Он и принёс свой, так сказать, натурпродукт, по кусочку в каждой баночке. Одиннадцать штук собрал! Баночки обмотал проволокой, сделал «цветам» ножки и каждый «бутон» обрамил лепестками туалетной бумаги. И сказал: «От сердца и кишочек дарю тебе цветочки!»
— Э-э… — я зависла, пытаясь всё это представить.
— Я ему: «Ого, как необычно! И красиво!» А он мне: «Только не советую нюхать всю эту красоту». Так мы и стали вместе, — поделилась она.
— Действительно… необычно, — всё ещё под впечатлением отозвалась я.
— Да! Мне ещё никто не дарил цветов из…
Из говна.
А Ярик вот подарил. И, сдаётся мне, любая другая девушка сбежала бы от него, зарядив ему по харе этой самой «красотой». Но везучий у нас товарищ: от армии откосил на полгода, ту самую особенную для себя нашёл. Остаётся только порадоваться за них. Совет да любовь.
***
И вот началась школа, к которой, как оказалось, я совершенно не подготовилась.
Господи! Ну зачем поэты понаписали столько стихов? А мне мучайся. Заставляют учить, чуть не из-под палки. Ну, не дано мне!
— Свои долги по литературе нам расскажет Наташа Пес… хм, Зорина, — пригласила меня к доске учительница. — Фёдор Иванович Тютчев. «Люблю грозу в начале мая…», пожалуйста.
Я начала:
Люблю грозу в начале мая,
Когда осенний летний гном…
Ой, простите, гром… — поправилась я.
В классе послышались смешки.
— Всё с тобой ясно. Два, — объявила учительница, не дав мне продолжить издеваться над творчеством Тютчева. — Ну хотя бы «Ночь, улица, фонарь, аптека…» Александра Блока ты можешь рассказать? Оно короткое.
— Д-да, конечно, — и я зажмурилась, чтобы вспомнить.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Один как прежде, и убит.
Убит! К чему теперь страданья…
Класс заржал.
Ну, с кем не бывает… По мне так все стихи на одно лицо. И поэты тоже. Что Лермонтов, что Блок. Всем им, видимо, так несладко жилось, что они писали, писали, писали… Жаловались на бытие, короче.
Мне и своих забот в жизни хватает, а тут чужие проблемы из прошлых веков.
— Садись, два, — махнула рукой учительница.
— Но я ведь учила, сейчас вспомню…
— Не надо. Ты уже и так достаточно опозорила великую русскую классику, — и она обратилась ко всему классу: — Вот наглядный пример, что замужество мозгов не прибавляет, — и снова ко мне: — Необразованные люди с узким мышлением неспособны надолго заинтересовать других людей. Это тебе пища к размышлению.
«Ой, ну говори, что хочешь, тётя, — мысленно ответила я ей. — Зато я по горам ползаю хорошо и волонтёрю в детдоме. И вообще, Костя меня и такой любит…»
Но ругаться будет.
Эх, доля моя, доля! Выучу я эти стихи, будь они неладны…
Раздосадованная «успехами» в школе, я выгуляла Дружка и отправилась в магазин.
На улице подморозило и даже выглянуло солнце, а мне на душе всё равно было как-то погано.
Я вдруг поняла, что со своим распорядком жизни перестала всё успевать. То учёба страдает, то мелкаши в доме малютки не могут меня дождаться, то на скалодроме упахиваюсь до тремора в конечностях, то Костя ворчит, что я ещё ребёнок.