чувствовал пропасть между моей жизнью до того момента, когда я коснулся в церкви хоругви и после. Мишка-комсорг стал прапорщиком русской Императорской армии — Михаилом Степановичем Григорьевым. Это странно воспринимать, но слово «товарищ» вдруг приобрело другой смысл и теперь «товарищами» я мог назвать белых офицеров, которые жили в моей палатке. И кто знает. Может они в ближайшее время станут и боевыми товарищами? Эта мысль меня не пугала. Больше не пугала. А почему? Банально из-за Зои. Из-за тех рассказов, которые передавались шепотом и люди, рассказывающие их, гневно сжимали кулаки, а слушатели, наоборот тупили глаза. И не было никакого наговора. Я понимал, что слышу рассказы, с другой стороны. С той, от которой не мог и представить. Ведь «белые» — это было всегда плохо, а «красные» — всегда правы, честны и справедливы. Я даже в детстве не хотел играть за «белых», считая позором. Такая команда всегда проигрывала. Потому что по-другому быть не могло. «Красные» неизменно побеждали.
Что сейчас во мне изменилось?
Украдкой слыша тревожные рассказы о злодействах красных, то есть тех, кого я представлял в своей прошлой жизни «товарищами» и сам к ним относился, мне становилось вдруг нестерпимо больно и даже стыдно, за причастность к этому коммунистическому строю. За то, что делается вокруг. Во мне росло чувство недоверия и абсолютного недопонимания всего того, чему меня учили так называемые «старшие товарищи» из компартии.
И если это негодование бродило мыслями в моей голове, то Зоя заняла, если можно было так выразиться, все пространство моего сердца. И дела сердечные всегда перекрывают все остальные чувства.
«Ангел! Сущий Ангел во плоти!» — думал я, глядя на красивое, благородное лицо сестры милосердия с таким коротким, но таким подходящим для нее именем — Зоя.
— И что же заставило вас, Михаил Степанович, принять такое решение, — в голосе Зои слышалась легкая шутливость, — или вы просто решили в столь поздний час подежурить инкогнито под окнами сестринской комнаты? Или всё-таки пришли почитать свои стихи?
Я, слегка смущенный прямым вопросом Зои, замялся. Стихов в своей жизни я написал всего два: один про трактор, другой про колхоз и комбайн. Оба абсолютно не подходили к ситуации и ко времени:
— Я, собственно, не хотел… Я вообще случайно… Проходил мимо, — начал мямлить я.
— Смешной вы, право, — Зоя улыбнулась искренне и открыто. — Если бы не хотели, то не пришли. Ведь так?
— Так, — согласился я, облегченно выдыхая, не найдя больше что сказать. Я смотрел в эти прекрасные, бездонные глаза и не мог насмотреться. Это смутило Зою. Она отвела взгляд, посмотрев в сторону и вдруг неожиданно сказала:
— Стихов видимо я не дождусь… Замечательный вечер, не правда ли, Михаил Степанович?
— Да, действительно, — бодро отозвался я и невпопад добавил. — Вы можете называть меня просто Михаил.
Зоя, словно, не услышав мои слова, продолжила:
— Как тихо и безмятежно. Словно и войны нет. Травой пахнет, а не кровью. Будто и не убивают люди друг друга и снаряды не рвутся.
— Вы правы, — добавил я.
— Михаил, а вас ждет кто-нибудь дома? — вдруг спросила Зоя и тут же спохватилась, смутившись своего вопроса. — Простите, я такая глупая.
— Не говорите так! Вы не глупая! — сказал я –А дома меня ждут только мои родители и дедушка.
Я специально сделал акцент на слово «только», догадываясь о смысле вопроса, заданного девушкой. Варвара не пропадет. Не из тех. Погорюет день-два и найдется новый жених. Видимо Зою вполне устроил мой ответ. Она вновь улыбнулась, и сказала:
— Замечательно.
Я улыбнулся ей в ответ.
— Чему вы улыбаетесь, Михаил? — не преминула спросить тут же Зоя.
— Тому, что вижу вас, — откровенно ответил я. — Тому, что вечер задался.
Зоя смутилась и, мне показалось, что щечки ее порозовели.
— Так что же привело вас в столь поздний час к этим окнам, — вопрос прозвучал вновь, с более настойчивыми нотками. Именно так спрашивают девушки, когда хотят убедиться в своих догадках и чужих намерениях. Соглашусь, веду я себя странно и явился без цветов и стихи не читаю.
— Хотел увидеть вас, Зоя, — слегка сбивчиво ответил я и, замолчав на секунду, добавил уже совершенно серьезным голосом. — Сказать «до свидания». Мне придется отлучиться на некоторое время. Приказ.
С лица Зои слетела улыбка. Казалось, что мысли в ее голове путаются, не находя ответа.
— Как отлучиться? — только и смогла она пролепетать в ответ. — У вас же контузия! Вы постоянно улыбаетесь! За вами контроль нужен и уход.
— Да нет! Я здоров!
— Вот опять улыбнулись! — Зоя ткнула пальчиком в мою сторону.
— Просто такой приказ. Поверьте, Зоя, если бы я мог вам рассказать, то непременно бы поведал обо всем. Но…
— Понятно, — поникшим голосом перебила меня девушка. — Это опасно? Хотя, что я спрашиваю. Каждый день, как последний.
— Что вам понятно? — спросил я и тут же осекся. Мой голос прозвучал, как мне показалось, довольно холодно.
— Что уходите на какое-то задание, — ответила Зоя — И, вероятнее всего, это военная тайна. Я не первый день на этой войне и знаю о ней не понаслышке.
— Это хорошо.
— Хорошо, что я на войне?
