обычно не воплощаются в реальность. В итоге мы имеем то, что имеем – русский флот на Черном море бессилен против османцев. Мы не в состоянии дать бой. Мы боимся послать на Балканы корабли с оружием и запасами провианта для армии. Обозы месяцами ползут по суше, поэтому снабжение все время запаздывает…
– Снабжение, хех! – ворвался в беседу генерал Шишигин, выглядывая из-за плеча кавказского великана. – Обозы запаздывают потому, что наши интенданты сперва заботятся о собственном брюхе, а потом уже о солдатах. Этот каналья Ртищев никогда не пропустит обед, а ужинает, я слышал, трижды! Странно, что его нет за столом, видимо, испугался, что я из него душу вытрясу.
– За что вы так невзлюбили нашего Фарлафа, позвольте спросить? – усмехнулся Красовцев.
– Вам не понять этого, господа. Гусары и пушкари в армии всегда устроены с комфортом, а на пехотинца все плюют. Да-да, плюют! Никто не замечает бед простого солдата. Не привезли лопат вовремя – пустяки, штыком окоп выроет. Пришел провиантский обоз с гнилой крупой – пустяки, лебеды пожует… Право же, твержу без устали в штабе о мракобесии интендантов, но там в ус не дуют. “Скажите Ртищеву, он все обеспечит!” Обеспечит, хех! Этот жирный каплун сейчас, в сентябре, носит портки, подбитые войлоком, и жалуется на петербургскую погоду. На дождичек жалуется! В Балканских горах по ночам лютый холод, но никто и не подумал заготовить побольше теплых портянок для нашей армии. Повезло, что мы захватили три османских склада, доверху набитых зимней одеждой и башлыками. А если бы и у врага были такие же бестолковые интенданты, как у нас? Замерзли бы насмерть.
– Ртищев ведь отправил сукно на портянки, – вступился за интенданта Майдель. – Божился, что лично закупал.
– Божился он, хех! Сукно прислали до того толстое, что обмотаешь ногу и в сапог она уже не лезет. Сорок четыре пуда такого вот безобразия!
– Как же вы вышли из положения? – заинтересовался Лаврентьев, предчувствуя хорошую историю для своего журнала.
– Пошили наспех нательные рубахи, – признался Шишигин. – Да еще ночные караульные вместо шарфов используют, шею обматывают. Все потеплее.
– Вот она русская смекалка! – просиял редактор и достал из кармана записную книжечку.
– Только ей и спасаемся, – подтвердил пехотный генерал. – Нам бы еще карты точные. А то ведь в тех горах сам черт ногу сломит. Болгары-охотники подсказывают тропинки, рисуем помаленьку…
– Карты, говорите? Хм-м! Картография – непростое ремесло, – Игнатьев отложил серебряную вилку и почесал подбородок. – Помню, лет двадцать назад возглавлял я экспедицию в Хивинское царство. Первую дипломатическую миссию поручили – подписать дружественный договор с тамошним ханом, а поскольку места те были почти неизведанными, то заодно и подробнейшую карту составить. Толпу специалистов мне навязали. Астрономы, метеорологи, ботаники, фотограф – хотя от него пользы было меньше всех, он свою камеру разбил еще на Каспийском берегу. Шли мы долго. От Оренбурга до Хивы больше двух тысяч верст и каждую из них отметили на бумаге.
– Ничего себе, прогулочка! – Лаврентьев торопливо сновал карандашом по бумаге. – И чем же закончился ваш поход?
– Полным фиаско. Общего языка с владыкой не нашли, мирный договор не подписали. А когда я обнаружил, что в Хиве больше тысячи русских невольников, захваченных во время ханских набегов, меня чуть было не обезглавили, и всю экспедицию заодно. Чудом спаслись от гибели, бежали посреди ночи… Но возвращаться с пустыми руками не хотелось, поэтому я отправился дальше на юг, в Бухару.
– Это же лишних триста верст! – присвистнул Майдель.
– Четыреста семьдесят, если быть абсолютно точным, – проговорил дипломат. – Не помню, сколько дней брели мы по пескам, выжженным солнцем, без провизии и почти без воды. Иногда на нас нападали кочевники-туркмены, приключений изведали столько, что на целый авантюрный роман наберется. В Бухаре меня приняли с распростертыми объятиями, отдохнул я у хана Насруллы и через полгода вернулся в Петербург. А меня, представьте себе, уже похоронили. Долго весточек не присылал… Но, главное, когда отправили кавалерийский полк в Хиву, чтобы освободить наших соотечественников, моя подробная карта весьма пригодилась.
– Назвали в свою честь гору или пустыню? – спросил Красовцев.
– Не возникло такого желания, там все слишком мелкое и невзрачное. К тому же все пустыни, горы и даже овраги названы давным-давно, только успевай записывать за местными проводниками. Лопочут эти бродяги диковинно, не по-нашему, однако лопочут беспрерывно. Не заткнешь!
В общем смехе потонул тост, который на другом конце стола произнес генерал Величко.
– А я ведь тоже составлял военно-топографическую карту Финляндии, – похвастался Лаврентьев, убирая записную книжку в карман сюртука. – Это было в шестьдесят втором году… Нет, в шестьдесят третьем! Тоже, знаете ли, всякие испытания пережил. В чащобах да буераках плутал, а однажды самогонки чухонской выпил – и три дня из памяти долой! Но мои мытарства не идут в сравнение с теми ужасами, что выпали на долю капитана Нэрса[25]. Год назад я с замиранием сердца следил за его полярной экспедицией. Представьте, господа, в северных морях стоит чуть подольше зажмуриться и ресницы смерзаются. А если не зажмуриться, то сами глаза превращаются в кусок льда!
– Вранье, – холодно парировал Майдель. – Сумели же австрияки доплыть до тех островов, что они назвали Землей Франца-Иосифа. Я читал записки в журнале Русского географического общества, и там подобной чуши не упоминали. Где это видано, чтоб глаза замерзли?!
– Мы в тех широтах не плавали, потому рассудить не можем, – примирительно заговорил Игнатьев. – Каждый волен выбирать, кому верить. Лично я бы не ставил слово британца выше слова австрияка. Насчет приврать о своих приключениях британцам равных нет. Вот если бы русская экспедиция сплавала в полярные моря, тогда мы доподлинно узнали бы, что там творится.
– Пытались уже, – насмешливо перебил Красовцев. – Барон Шиллинг и князь Кропоткин уже лет пятнадцать сочиняют прожекты и подают прошения императору. Они первыми предположили, что на север от Новой земли есть россыпь островов и хотели присоединить их к Российской империи. Но это никому не нужно. Император отказался выделять казенные деньги на экспедицию, собирали по подписке – жалкие крохи. Зато Франц-Иосиф не пожалел гульденов, вот почему архипелаг носит его имя. А мог бы называться Землей Романовых.
– На что сдались эти льды? – недоуменно вскинул брови Гукасов. – Нам бы Кавказ удержать. Слыхали вы про осаду Баязета?
– Слыхали. Но я не прочь узнать подробности, – Лаврентьев
