расспрашивала мама. – С деньгами? У них проблемы?
– Не без этого. Но просто лучше их забрать.
Мама растерянно приблизилась к окну. Когда она нервничала, то разминала пальцем ладонь, прикусывая нижнюю губу. Выражение лица ее говорило о внутренней борьбе «за» и «против» вмешательства.
– Бабушка не согласиться уехать. Ради прошлого обследования я выслушала столько всего… Мы брали такси, а потом в купе… И обратные билеты… – Она мотнула головой. – Ты не знаешь, но я даже документ заверяла, что похороню ее рядом с дедушкой.
Аня вспомнила кладбище, опасливо поджала колени к груди.
– Витя говорил, что она тропу с его могилой расширяет. Якобы себе под место…
Потупила взгляд.
– После смерти Дины началось. – Мама массировала пальцами виски. – При каждом звонке она вспоминает о похоронах. Слава богу ты не слышала ее тогда. Она ходила и твердила: «и мне такое же купите», «без рюш», «поминать дома», «только не черный гранит», и ее это вечное «фото из паспорта». – Мама махнула рукой, всматриваясь в огни города. – Там много чего еще было. Она не уедет.
Аня вынуждена была признать: бабушка умрет, но дом не оставит.
– Витю ведь можно уговорить, – убеждала. – Если бы ты позвала, и Тимофей.
Мама познакомилась с Тимофеем четыре года назад. Она тогда вернулась с пневмонией из Испании, рассорилась с братом и уехала к двоюродной тетке в Воронеж. Устроилась в поликлинику медсестрой: вначале в травмпункт, а потом на прием к терапевту. Кафе «Добряк» холостяка Тимофея находилось рядом с поликлиникой, там они и познакомились, а через три месяца съехались. Спустя полгода Нина с Тимофеем сыграли свадьбу, купили квартиру в Левобережном районе, и она забрала дочь к себе. Первый год новая семья жила вчетвером: Аня, мама, Тимофей и его старшая дочь Слава. Спустя полтора года Слава вышла замуж за чеха, насовсем переехала в живописный Усти-над-Лабем. С тех пор в Анином распоряжении оказалась целая комната, а часто – и вся квартира. Мама задерживалась на работе до восьми. Тимофей пропадал в кафе.
Поначалу в новом муже мамы Аню раздражало всё: борода, пивной живот, хохочущий говорок и само мохнатое имя – Тимофей Дорофеевич. Слава восприняла ее как сестру; после провала с медицинским посоветовала примкнуть к ним с отцом – к кулинарам. Тимофей относился дружески, радовался выбору профессии, соболезновал, когда умерла Дина. Но окончательно они поладили после отъезда Славы. Аня будто заменила ее – в обсуждениях отечественного автопрома, в рядах хоккейных болельщиков, в бесконечных спорах о рецептурах. И теперь Тимофей приговаривал ей «отрада ж ты моя», когда за едой Аня пошучивала о бюджетных технологиях Атлантиды и пресекала мамины истории о болячках.
– Мы их звали вчера, – досадовала мама, изумленно поглядывая на засохшие горшки кактусов. – Каждый месяц зовем. Он упрямится почему-то. Я надеялась, вы поладите, Анют. Как раньше.
– Я тоже.
– Нужно звонить Толе.
Аня вступилась:
– Нет. Только не дяде. Они совсем на ножах.
– Выпивает? Опять?
– Когда приезжает в Сажной. – Аня зябко натянула плед до лица. – Витя против его приезда категорически.
Мама уперлась ладонями в подоконник:
– Дина предупреждала. Она мне накануне… накануне той трагедии говорила: «Нин, только не дави на Толю. Он сорвется».
– И всё? Больше ничего не говорила?
– О чем еще? – нахмурилась мама.
– Ты ведь медик. Она не жаловалась на самочувствие?
Мама зашагала вдоль письменного стола, разводя руками:
– Совсем! – недоумевала, выстраивая тетради дочери в стопку. – Ни слова. Только знаешь, – она потерла указательным пальцем висок, – в последний год Дина настойчиво просила забрать Витю. Если что с ней… забрать его к себе. Пусть не сразу, но не затягивать. А я ей обещала, о чем речь! Она тебя практически воспитала.
– Мама…
– Нет, это правда. Что те деньги? Меня ведь месяцами рядом не было. Годами.
Извиняющийся взгляд отразился щемящим чувством. Аня никогда ее не винила. Она горела счастьем и гордостью, что мама ее забрала. Она ведь обидчикам кричала: «Меня не бросили! Она заберет меня! В большой город!» И ее забрали – все задутые свечи на тортах стоили надежд. Криничный чародей прочел послания. Как и обещала Дина.
– А ты знаешь, где он? – Аня потупила взгляд, но продолжила, будто иностранное слово выговаривая: – Отец?
Унылое настроение мамы окрепло сталью.
– Зачем тебе?
– Прости. Глупости… Мне сказали, я похожа на него. Похожа на него, – не могла смириться.
– В Сажном? Ох, старый трезвон. Ни капельки. Ни капельки не похожа, поверь.
От настойчивых заверений на душе стало легче. Мама оттянула воротник от горла, будто страдая удушьем, и добавила:
– Он оставил мальчика умирать. В лесу. В волчьем капкане. И сбежал из Сажного. Может, в живых нет теперь.
Аня подалась к ней с расспросами, но замерла, встревоженно озираясь.
– Ты чувствуешь?.. – принюхалась, шаря взглядом по комнате, за темнотой окна. – Гарь.
Стук в дверь застиг врасплох. Аня вскрикнула. В спальню вошел Тимофей.
– Что такое? – улыбнулся он в бороду, смотря на перепуганную Аню. – Забыли? Ё-мое. Это ж я. Кулинарных дел мастер.
Мама засмеялась с его внешнего вида:
– Ты на снеговика похож. Где так… припудрился?
Тимофей отряхнул с выступающего живота муку, захохотал, что искал полотенце, а оно – на плече. Смех у него басил по-доброму заразительно. Нина улыбалась, словно с чумазого ребенка, прикрывая глаза рукой. И Аня тоже растянула улыбку.
– Так, девочки! – объявил он торжественно. – Фирменный! Шоколадный! Просто объедение, – сообщил вполголоса, приставив ладонь к усам. – Торт «Прага». Я вас зову-зову, – театрально пожаловался, обмахиваясь полотенцем. – Ну. Ну, что такое, а? Вы тут сплетничаете? – Он подмигнул маме. – Горелым пахнет, не обращайте внимания, – обронил на ходу. – Это последний корж. Бывает – сноровку теряю. Ну что? Пробовать? Праздник грядет, – отдалялся его напев. – Пу-рум-пум. Какая елка!
***
Накануне нового года Нина уехала в Сажной. Аня узнала об этом последней и лишилась остатков сна. Она боялась, что мама пойдет на могилы к невестке и отцу. Она пойдет, а там этот полоумный сторож, и эта мерзость в дыму, и жуткий скрежет, и падения, и снегопады, несущие смерть. Аня уже забронировала билет в Ямск, как тридцатого декабря, вполне преисполненная оптимизма, вернулась мама. Витя якобы согласился переехать, даже вуз выбрал. Но Аня не поверила. Брат врал. Стоило при нем вспомнить отца, Витя обещал с три короба и держался паинькой. На звонки Ани он не отвечал, сообщения игнорировал.
Новогодняя атмосфера чуток затмила переживания. Ссора с мамой по поводу ее поездки в Сажной забылась. Витя звонил ежедневно, бабушка воодушевленно рассказывала о метровых сугробах за окнами. Рождественские праздники прошли шумно и весело при том, что Аня
