на бритого, ожидая подвоха.
— За солонками присматривайте, — ухмыльнувшись, посоветовал тот. — Убирайте подальше.
Группа исчезла, растворилась в тумане, как и не было — только волк в ошейнике тявкнул, прощаясь с Лютиком и одобряя пластмассовую птичку.
— Какая скотина! — с чувством произнес Валериан. — Сначала утро испоганил, а теперь и вечер.
Адель залпом выпила кофе, все-таки забрала Лютика, расстроенного тем, что волки так быстро убежали, и попыталась осторожно выяснить у Валериана причины заботы ОМОНа о доверчивых гражданках — неужели у них появились какие-то новые служебные обязанности? Ответ был крайне уклончивым. Подтвердилось подозрение, что это были отголоски межведомственного конфликта. Вероятно, возникшего из-за воровства в особо крупных размерах. Похоже, что крали продовольствие. Вагонами, может быть, даже эшелонами. Особую ценность представляло сливочное масло — один Камул знает, почему не мясо.
За разговором они углубились в район частных домов — крепких кирпичных особнячков вековой постройки. Поплутав по переулкам с узенькими тротуарами, Валериан остановился возле высокой глухой калитки. Брякнул открываемый ручкой засов.
— Сюда. Это дорожка вдоль моих окон. Вход на хозяйскую половину через парадную дверь, участок разделен пополам забором. Если тебе нужно перекинуться, можешь спокойно погулять, тут тебя никто не увидит. Я запру калитку на внутреннюю щеколду.
Они дошли до двери, освещенной тусклой лампочкой в фонаре. Валериан достал из кармана ключи, предупредил:
— Не хоромы. Но тепло, есть кухня, ванная, кровать, постельное белье и, если не откажут, то и раскладушка.
Адели было все равно. Она почувствовала, что невероятно устала, перенервничала, намотала много тысяч шагов по городу и сейчас радовалась тому, что попадет в тепло и сможет сесть. Шаг через порог привел её в тесную прихожую, пропитанную запахом Валериана. Горечь осенних хризантем, перемешанная с можжевеловым дымом, обещала защиту, сладость чернослива заставляла облизнуть губы, словно где-то приоткрылась дверь в комнату, таившую тридцать три удовольствия. Валериан снял куртку, расшнуровал и сбросил ботинки, и помог раздеться Лютику.
— Смотри, я все принес, — открывая дверь в комнаты, сказал он. — Даже листья взял. Их можно положить в книжку и засушить. Сначала поедим, а потом, если ты захочешь поиграть — займемся.
— Попугай! — завопил Лютик. — Клетка!
Адель заглянула в комнату, и обнаружила, что хозяйственный капитан Кшесинский вывез из кафе и пластмассового попугая, и клетки, и тыкву, и две упаковки зубочисток.
— Все равно на такси ехал, — объяснил Валериан, поймав её взгляд. — Проходи, я тебе сейчас покажу, где ванная, чтобы руки помыть.
Две комнаты — подобие гостиной с креслом и журнальным столиком в уголке и спальня с широкой кроватью — несли на себе отпечаток холостяцкого уюта. Постель прикрывало небрежно брошенное покрывало, на кресле лежали две вышитые подушечки, а на столике — носок. Валериан указал ей на дверь в ванную, прошел на кухню, зажег газ на плите, поставил разогреваться готовое мясо. Спросил:
— Сварить картошку? Я взял два лаваша, а еще у меня полно лапши, которую надо заливать кипятком. Сырую картошку утром дали хозяева.
— Не надо варить, — ответила Адель, обреченно глядя на расстегивающиеся верхние пуговицы на рубашке.
Она понимала и медленно принимала новую реальность. Сбежать, отлипнуть от Валериана уже невозможно — запах въелся под кожу, желание прикоснуться, огладить сильные плечи затмевало осторожность. Разгорался пожар, который не унять — её тянуло к капитану Кшесинскому, и не только для того, чтобы насытить изголодавшееся тело. Хотелось сидеть рядом — и на ногах и на лапах — зарыться носом в серебристую шевелюру, легонько укусить за ухо и за хвост, позвать побегать по лесу. Выйти на тихую охоту — наполнить корзину грибами, принести домой, перебрать, очищая от налипших листьев и еловых иголок, порезать, вместе приготовить ужин. Короткой интрижки под Камуловым Покровом будет мало, это все равно, что отщипнуть крошку от пирога, изнемогая от голода.
Голос разума напоминал, что привечать капитана Кшесинского на ферме, много лет служившей складом оружия для «лесных братьев», ни в коем случае нельзя. А ездить в Чернотроп, таская за собой Лютика и громоздя баррикаду из лжи для Роя, Джерри и других соседей — крайне опасно.
Адель выслушала голос разума и велела ему ненадолго заткнуться. Хотя бы на сегодняшний вечер. На грядущую ночь.
Валериан поборол пуговицы, бросил рубашку в корзину для грязного белья, дразнясь плечами и белеющими лямками нижней майки, указал на узенький коридорчик:
— Сейчас постучу к хозяевам, раскладушку возьму. Там не стена, ковер прикрывает дверь.
Лютик осваивался: скинул носок под столик, а вышитые подушечки распределил между попугаем и канарейкой. Валериан, собравшийся нырнуть под ковер, спохватился, забрал носок и спрятал его на книжную полку, висевшую достаточно высоко — чтобы Лютик не достал. Хотелось расхохотаться, но Адель сдержалась, и, воспользовавшись случаем, осмотрела спальню. Никаких следов лисицы или волчицы — ни вещей, ни клочка запаха.
Ах, да, Валериан же лежал в госпитале. Если здесь до госпиталя и ночевала какая-то особа, то явно испарилась.
И — вот сюрприз так сюрприз — над кроватью висела политическая карта мира. Такая же, как на стене спальни Лютика. Забавно, что в этом они совпали.
Увидев темно-синюю раскладушку, малиновый тюфяк и небольшую подушку в яркой цветастой наволочке, Лютик издал восхищенный вопль, вцепился, мешая Валериану занести вещи, заныл и даже согласился поужинать — Адель ловко воспользовалась моментом и заявила, что раскладывать такую замечательную конструкцию могут только те, кто поел мясо.
Ужинали, перебрасываясь пустыми замечаниями. Лютик, проследивший, чтобы Валериан рассовал кленовые листья между страниц книги «Энциклопедия стрелкового оружия», настроился безраздельно владеть раскладушкой. Валериан пробормотал, что может лечь на тюфяк, Адель заверила его в том, что после больницы спать на тюфяке крайне вредно, и этим утвердила грядущую ночевку в одной кровати. Кроме постельных принадлежностей хозяева снабдили Валериана плошкой риса, который они поделили на двоих — Лютик от гарнира категорически отказался.
Сказалось отсутствие дневного сна и усталость — сын начал капризничать, требовать разложить раскладушку и положить на нее вышитые подушечки, не давая Валериану спокойно помакать лаваш в подливку. Адель попыталась заманить сына в ванную, чтобы искупать и переодеть в чистую футболку, но наткнулась на ожесточенное сопротивление. Лютик хотел раскладушку, тюфяк, яркие подушечки и спать, превратившись: никаких футболок — лапы, хвост, и, может быть, укрыться.
— Ну и пусть спит, как ему нравится, какая разница? — удивился Валериан, успевший доесть лаваш под их спор. — Или тебе почему-то важно, чтобы в футболке?
— Я на ферме всегда… — Адель замолкла — зачем объяснять, что она старалась препятствовать одичанию ребенка, каждый вечер выменивая превращение на сказку. Лютик не часто играл с другими детьми, и это
