вызывало опасение, что лис возьмет верх — бегать на лапах по ферме было удобнее, и это удобство могло перевесить мелкие радости двуногого тела.
Сегодня Лютик набегался на ногах, много говорил, и мог устать от этого общения. Захотеть спать, спрятавшись под шкурой, побаиваясь незнакомого места — хоть и принял Валериана, а все равно.
— Пусть, — согласилась Адель. — Но умыться надо обязательно.
— Если хочешь, потом иди в душ, пока я ему логово сооружу, — предложил Валериан. — Лютик, слушай, у меня есть оранжевое покрывало. Осеннее, с мелкими коричневыми листочками. Давай из шкафа достанем? Мне кажется, тебе понравится.
Догадка была верна. Когда быстро вымывшаяся Адель вышла из душа — она постаралась не мочить волосы, которые будут слишком долго сохнуть — в углу гостиной пламенело великолепие. Огненный Лютик возлежал на подушке с наволочкой, ослеплявшей подсолнухами, в обрамлении вышивок. Малиновый тюфяк с еле заметными бурыми шишками благородно оттенял ярчайшее оранжевое покрывало, укутывавшее задние лапы и хвост. Попугай и канарейка разместились по бокам, а Валериан рассказывал Лютику, что тыквы не любят спать в кровати, можно даже сказать — боятся. Он бы ему тыкву с удовольствием положил, но…
— Но этому… э-э-э… препятствуют принципы гуманизма. Я правильно объяснил?
Валериан смотрел на Адель с надеждой.
— Конечно. Лютик, тыкву на раскладушку нельзя, хватит с тебя подушек и канареек.
Лисенок фыркнул и свернулся клубком, переворошив подушечки и покрывало.
— Отлично, — повеселел Валериан. — Тогда я тоже в душ.
Вставая с пола, он оперся на подлокотник кресла, охнул, тяжело сел, избегая падения на раскладушку.
— Что было повреждено? Локоть, колено?
— Оба колена, оба локтя, — ответил Валериан, кривясь и принимая вертикальное положение.
— Где ты так влип?
— В тоннеле возле Змеиной горы. Ты, наверное, об этом случае слышала — мне сказали, что всё воеводство подробности перетирало.
— Слышала, — согласилась Адель.
Действительно. Крупнейшую потерю правительственных сил за последние пять лет обсуждали все, кому ни лень. И все по-разному.
Возникла неловкая пауза, которую прервали трели — ожил телефон, стоявший на тумбочке возле прихожей. Адель машинально обернулась на звук, Лютик поднял голову и насторожил уши.
— Мне редко звонят по вечерам, — нахмурился Валериан и шагнул к телефону. — Только с работы. Неужели общая тревога?
Голос в трубке говорил быстро, интонации ничем не напоминали казенщину — позвонившего обуревало любопытство.
— И вот что интересно, — медленно проговорил Валериан, выслушав собеседника. — Дел невпроворот, облава, а у него нашлось время потрепаться по межгороду и в подробностях доложить, где и с кем он меня встретил.
На другом конце провода заговорили громче, но диалога не вышло — Валериан заявил: «В другой раз пообщаемся, мне сейчас неудобно разговаривать» и положил трубку на рычажки, прерывая беседу.
Адель хранила молчание, считая, что если Валериану захочется чем-то поделиться — скажет без понуканий.
— Я что-нибудь придумаю, — после долгой паузы сказал капитан Кшесинский, адресуя слова не им с Лютиком, а тыкве. — Сейчас не с руки, но не последний год видимся, на следующую ярмарку их снова пришлют.
На этом тема звонка была исчерпана — Валериан ушел в душ, насвистывая и о чем-то размышляя. Адель решила не выпытывать лишнее, выключила верхний свет, оставив два тусклых бра в спальне и неподалеку от раскладушки, посидела рядом с Лютиком — тот моментально заснул — и отправилась стелить постель.
Одна из лампочек в бра с двумя рожками щелкнула и потухла, погружая спальню в густой полумрак, поглотивший цвета и зачернивший тени. Адель откинула одеяло, расправила простыню, и, выпрямившись, попала в ловушку из рук. Валериан сцепил ладони у неё на животе, не прикасаясь к груди. Выдохнул в ухо, прижался, позволяя оценить свой настрой — твердо, крепко, травмы не мешают.
— Хочешь?
Адель перетряхнуло — от вопроса, прикосновения, жара альфы за спиной. С Артуром было похоже и непохоже. Прошлая связь напоминала мягкий снегопад — преодолимое препятствие. Валериан обрушился как снежный буран, закруживший, завертевший, отрезавший пути отхода сугробами в человеческий рост.
Адель развернулась, положила руки Валериану на плечи — знакомясь с рельефом мышц и подталкивая лечь на спину. Ей захотелось сесть сверху, как наезднице, укротить пыл, играя по своим правилам. И насмотреться. Волосы Валериана серебрились, притягивали взгляд, заставляли чувствовать себя ночной бабочкой, увязшей в лунной паутине.
Валериан медленно опустился на кровать, повинуясь ее движениям. Адель понимала, что это игра в поддавки. Альфа, даже не в лучшей форме, мог оказать сопротивление крупному волку — вроде того бритого, отступившего перед канарейкой. Эта сила — затаенная для рывка, на крайний случай — ластилась, обещала защиту, молчаливо клялась, что никогда не причинит ей вреда.
«Верю», — взъерошивая серебристые волосы, думала Адель.
«Верь», — молча просил альфа. — «Иди ко мне».
Они долго сдерживались, оттягивали момент соития — Адель отвергала попытки Валериана перехватить инициативу, легонько била по рукам, прикасавшимся к ее бедрам и коленям. Валериан подчинялся, но было видно, что это стоит ему огромного труда. Улыбка превратилась в оскал, в серых глазах начали разгораться оранжевые огоньки. Адель ловила дрожь напряженного тела, зная — это не судорога. Голова кружилась, запах альфы усилился, сводил с ума горечью осенних хризантем и можжевелового дыма. А потом она почувствовала, что больше не может оттягивать неизбежное, и позволила опрокинуть себя на бок, ожидая, что ей отомстят за волокиту бурным и жестким натиском.
Валериан навалился, тихо зарычал, выражая недовольство временным пленом, но — к немалому удивлению Адели — обошелся без резких движений. А ведь это можно было сделать, не особо утруждая локти и колени — сейчас Валериан прижимал ее к себе, упираясь в подушку плечом.
Они начали медленно покачиваться — вперед-назад, вперед-назад — почти не наращивая темпа. Это раззадорило, Адель потребовала ускорения и наткнулась на забастовку. Валериан не желал выходить за установленные границы. Дразнился, серебрился, смотрел с неприкрытой жадностью, но двигаться быстрее отказывался. И не по состоянию здоровья, а из вредности — Адель это поняла так четко, как будто ей Хлебодарная на ухо откровение прошептала. Пришлось прибегнуть к угрозе:
— Если тебе неинтересно, я пойду.
Валериан фыркнул, легонько укусил её за нос, и, не убыстряясь, полез целоваться — вызывая мурашки прикосновением губ. Адель прикрыла глаза и отдалась ощущениям: ее умело провели по извилистой дороге страсти — от ленивого предвкушения до крика от неожиданного напора, до финальной точки, заставившей размякнуть от пережитого удовольствия.
Усталость взяла свое, и Адель отключилась до рассвета: среди ночи Валериан полез целоваться, но дальше поцелуев дело не зашло — сам же первый и заснул. Утром они любили друг друга быстро и жадно. Валериан
