дно трещины. Вытащить зверя наверх даже по частям было невозможно.
Первое дело, которое сделали наши беглецы, было исполнение тайны Матери-матерей. Ао долго работал каменным ножом. Он разрезал кожу и мясо на груди у слоненка. Кремневой «пешней» разрубил два ребра, отогнул их и руками вырвал волшебное сердце. С восторгом прижал он его к себе и выхватил из него зубами кусок мяса. Он первый отведал сердце хуммы, и теперь ему не страшны никакие колдуны! Ао смеялся и готов был кричать от радости. Тяжело дыша, он вылез по скользким ступеням наверх и бережно положил к ногам охотников свою ношу.
— Ешьте! — кричал он. — Ешьте! Будьте, как хумма!
Сердце было разделено между всеми охотниками. Уа отрезал от своей части кусочек и сунул его в рот Курру: пусть вырастет силачом и не боится никаких колдунов. Балла ласково поглядела на юношу. В это время Канда подбежала к мужу и выхватила у него одну из частей сердца, которые он получил при дележе.
Прежде чем он успел опомниться, она откусила от него кусок и быстро проглотила, не стараясь даже его разжевать. Все смотрели на нее с изумлением. Сердце добычи считалось долей мужчин, и женщины его не ели.
— Канда тоже не будет бояться колдуна! — закричала она и, как ребенок, захлопала в ладоши.
Аммуны
Каждый день мужчины отправлялись к трещине и приносили новые порции мяса. Один раз они добыли двух песцов. Шустрые зверьки уже успели разведать, что плохо лежит. По ночам они спускались к слоненку тем же путем, что и люди. Здесь утром застал их Ноздря и прикончил ударом палицы.
Однажды Уа заметил большое стадо овцебыков. Они спустились к реке на водопой.
Уа с Волчьей Ноздрей подкрались к стаду и убили годовалого теленка. Еды было вволю. Зато мало топлива. Приходилось есть мясо сырым. Это, впрочем, их не смущало. Гораздо хуже было то, что все чаще надвигались густые туманы. Они сползали с ледника почти каждую ночь.
В один из вечеров Ао и Улла вернулись к шалашу раньше других. Они принесли свежую добычу и думали порадовать ею жен. Но женщины встретили их бунтом. Едва только показались охотники перед шалашом, как Балла и Цакку подняли неистовый вопль:
— Аа! Аа!.. — кричали они.
— Холодно! Аммуны! — вопила Балла.
— Злые аммуны! Домой! Домой! — голосила женщина с перламутром. — Боимся больших аммунов!
Разбуженный криками матерей, в шалаше надрывался Курру. Одна Канда не кричала. Она лежала ничком и молча утирала слезы. Женщины боятся аммунов!
Слово «аммуны» трудно передать на нашем языке. Всякий раз, как с ледника наползал густой туман, женщины шептали: «пришли аммуны» и прятались в жилье, стараясь закутаться с головой.
Аммуны — это не то, что туман. Туман — холодный пар, облако, ползущее по земле, — и ничего больше. Но для Канды, Баллы и Цакку туман — это прежде всего таинственное, живое существо. Вернее, целая толпа каких-то непонятных существ. Они двигаются, ползают, улетают и возвращаются вновь. Они замышляют злое и причиняют несчастье.
Ао и Улла поняли одно: их женам надоело жить в новых местах. Они страдают от сырости темных ночей. Они истосковались по теплому жилью, соскучились по землянкам своего поселка. Но главное: их смертельно пугают туманы.
Охотники положили на землю убитого зайца и двух белых куропаток. Но решить дело без товарищей нельзя. Нужно было дождаться их возвращения. Мужчины стояли молча, опершись на свои копья. Женщины уселись на землю и продолжали выть.
— Аа! Аа! Аа! — тянули они, и слезы ручьями стекали по их щекам. Они плакали громко, а сами следили, какое действие производят на мужчин их вопли и потоки слез.
Иногда они уставали кричать и начинали скулить потихоньку. Потом вдруг, спохватившись, принимались снова причитать, жаловаться и повторять одни и те же слова.
Наконец, вернулись Уа и Волчья Ноздря. С их приходом вопли возобновились с новой силой. Охотники с удивлением смотрели на плачущих женщин. Они переводили глаза на стоявших молча Ао и Уллу, стараясь понять в чем дело.
Наконец, Ао показал на женщин и сказал только четыре слова:
— Боятся аммунов! Хотят домой!..
Обратный путь
Возвращаться домой решили без лишних слов. Было ясно, что оставаться здесь дольше, нельзя. Мужчины, хотя не так, как женщины, но все же побаивались аммунов. Они тоже спешили к шалашу, едва только издали замечали приближение тумана. Они знали: когда эти холодные белые существа застанут человека вдали от жилья, то они делают его слепым. Человек не знает, куда итти и где его дом.
Но и помимо аммунов все заставляло думать о возвращении. Птицы улетали. Большие звери тоже потянули на юг. Приближалась зима… Улла еще вчера видел стадо северных оленей. Оно двигалось туда же, куда летели и птицы. А в это утро Уа с Ноздрей узнали, что и хуммы ушли. Их свежие следы вели в долину Большой реки, а там поворачивали вниз по течению. Вдоль берега пролегала их кочевая тропа…
Хуммы ушли!.. Красные Лисицы пойдут за ними!
Ноздря не сказал ни слова. Он просто начал собирать оленьи и песцовые шкуры и укладывать в свой мешок. Уа принялся увязывать шкуры. Женщины повеселели. После ужина улеглись успокоенные и обрадованные победой.
С первыми лучами солнца весело двинулись в путь. Он был далек и труден. Впереди — опасности и тревоги, холода и туманы, дожди и суровые ветры, переправы через реки и ручьи, топкие трясины и болота, покрытые кочками. Но зато там, в конце пути, их ждут теплые землянки!..
И Куолу теперь уже не страшен: люди съели сердце хуммы. И потому они пошли старым путем.
К югу от тундры охотники снова вступили в полосу криволесья. Равнины, покрытые мхами и лишайниками, сменились редким лесом. То там, то здесь попадались стаи оленей. Наконец, пошла настоящая лесная полоса. Лес стоял густой и высокий. Темной стеной потянулись хвойные чащи. Они сменялись белыми стволами берез и высоким осинником. Возле самой реки тянулась узкая береговая полоска, по которой итти было легче. Но и она часто перегораживалась старыми деревьями, упавшими с высокого берега вершиной к воде. Половодье осенью и весной каждый год
