Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
брюки на стул, носки под стол) — я попала в совсем новый мир, в свою квартиру.
Квартира у нашей семьи большая, четырёхкомнатная (четырёхнорная берлога с людьми разошедшимися по углам; «мамин», «папин», «братов», «мой», и кто нас по ним расставил, за что?). В своих норах ориентируемся, копошимся, а в общем коридоре толкаемся, перекладываем обязанности, отнекиваемся, отбрыкиваемся, ничего не признаём.
А тут я осела дома, и вдруг — всё моё.
Впервые всё это мое.
Из мрака, из чёрного облака, вдруг показались шторы и ковры, просунулись швабра, балконная дверь и люстра, выкатились восемьсотграммовые банки с лечо…
И откуда у нас столько всего? Неужели у нас столько всего?
Признала всё своим. И покатилась вдаль генеральная уборка, с песнями, да плясками.
Я подержала в руках каждый предмет, я перетёрла, перевесила, перебрала всё вокруг и так познала его.
Хотелось совершить что-то невероятно доброе и щедрое, чего такого никогда раньше, чтобы всем польза, радость, а мне сплошное спасибо. И решила я купить на всю семью новые пуховые подушки. И не за триста пятьдесят рублей, где мало пуха и много колючих перьев, а за девятьсот, по полной.
Первую отдала отцу. Силой забрала у него тонкий промятый блин из наволочки, велела жить красиво и не роптать.
Вторую подушку — положила себе. (Начинать новую жизнь, так и себя прихватить, как говорится.) Несмотря на безудержную любовь к своей подушке, родному моему квадрату, куску камня, осколку раздутого эго, оторвала от сердца и водрузила новую.
Третью и четвёртую положила в комнату мамы, на обе половины разложенного дивана. Но прежде собрала с него все старые — уйму тоненьких подушек, затолкнутых по три-четыре в наволочку. Вместе с наволочками снесла на помойку, сделала фото подушечной горы из девяти штук.
Вернулась, положила свежие подушки и оглянулась, поняла, что пора ослушаться маму и прибраться у неё.
Так началась вереница трудовых дней в святая святых, тайнике Синей бороды, в которую запрещено было строго-настрого много лет. Мама ни сама не успевает, ни кому-то не позволяет убираться в ней, запрещает и всё. Она обычно на двух работах, в мыле, в стрессе, в напускном позитиве, на комнату ни сил, ни времени, ни желания. Комната в обиде, в хламе, вся не в себе.
А тут подходящий момент — мама на море, а я безработная и смелая.
Всё сейчас, думаю, спасу!
И начались откровения.
Комната мамы совсем небольшая — на десяти квадратных метрах умещается двуспальный диван, письменный стол (купленный когда-то моему брату в школу) и шкаф-купе. Но воздуха в комнате всегда было словно бы недостаточно, пространства не было, что-то в ней всегда сжимало и напрягало, давило, выдавливало из неё.
Я заглянула под стол и глубоко вздохнула.
Я подняла створку дивана и размотала рулон чёрных больших пакетов.
Я открыла шкаф и поняла, почему эта комната в таком напряжении.
Всё из-за спешки, из-за вечного бега и вечного недостатка сил.
«Пусть пока полежит» переходит в «потом как-нибудь разберу», а оно ни во что больше не превращается.
Шкаф был шокирующе полон. Мне кажется, если бы содержимое шкафа тогда вдруг лишили стенок-опор, оно всё равно осталось бы стоять на полу монолитным слежавшимся многогранником — так плотно в нём были утрамбованы вещи. Я разрушила эту вещевую целостность и принялась отделять одно от другого, складывать, сортировать — структурировать.
«Нашлось неожиданно то, что не терялось».
Какой самый популярный презент выбирают пациенты для врачей, знаете? Не конфеты, нет. Моя мама врач, и шкаф в её комнате оказался переполнен коробками с чаем, разномастными банками с кофе и маленькими полотенцами.
«Чай 1», «Чай 2», «Кофе 9», и всё в золочёных буковках, в счастливых рисованных мордочках, лепестках…
Этого всего было так много, что чаёвничать и кофейничать хватило бы большой семье на год, а полотенца можно было бы менять в ванной комнате каждую неделю и ни разу в течение всё того же года не повесить одно и то же.
(Вспомнилась тут императрица Елизавета Петровна. Говорят, она оставила после себя в гардеробе с лишком пятнадцать тысяч платьев, два сундука шёлковых чулок, кучу неоплаченных счетов и недостроенный громадный Зимний дворец.
И это мы ещё ничего не знаем про полотенечки.)
Наши найденные в шкафу полотенца собрались в аккуратные стопки-башенки. Сухая россыпь для напитков (если срок годности позволял) перекочевала в кухонный шкаф. Вся одежда, выуженная из хаоса, присутствовала на вовсе не страшном суде: та, над которой большой палец поднимался вверх, ложилась на полку, та, над которой палец падал, — падала в мусорный мешок.
— Вы, никак, капитальный ремонт делаете? — подползла ко мне в подъезде пожилая соседка (как раз из тех, что вешают зеркала для шпионажа перед окном). Она несколько дней наблюдала, как я выхожу во двор с мешками, а возвращаюсь без них. Я тогда вынесла больше тридцати пузатых чёрных мешков-шаров.
Хотела отшутиться, но смешно не было.
Всё происходящее можно было назвать ремонтом. Пустея, освобождаясь, комната заметно менялась. И я менялась. Иногда в лице.
Среди вещей и продуктов мне встретились в шкафу комплекты постельного белья, пледы, одеяла… и подушки. Столько подушек, что, если бы я знала об их существовании, мне не пришлось бы покупать ни одной.
Совершенно новые, белые и светло-кремовые, запакованные с этикетками в целлофан, — они бесцельно прожигали жизнь, эгоистично существуя исключительно для себя.
Постельные комплекты были с ними заодно — они попадались мне буквально через две-три футболки, через одно полотенце и под каждым четвертым платьем. Их было так много, что я испугалась. Не белья — пришедшей мысли, что всё это ненормально.
Мама, мама, зачем ты так? Зачем это всё, откуда?
На какой купон ты купила этого скелета, который в шкафу?
Я не ругаю, я хочу поговорить.
(Не открывай чужим. Не уходи, пожалуйста, со двора. Не садись ни к кому в машину.)
Откуда, из какого тяжёлого прошлого пришло это пугающее бездумное накопительство? Что же поселилось в головах тех, кто застал трудные времена…
Хотелось звонить и задавать вопросы, узнать какую-то логичную, простую причину и успокоиться. Но выдавать маме уборку раньше времени было нельзя.
И ни один из комплектов (шикарных, расшитых, новёхоньких) не мог быть застелен, потому что не имел подходящих нашим диванам размеров, но не мог быть и выброшен. Ибо как?..
Да, иногда нам приходится выбрасывать совершенно хорошие вещи. Пластмассовая сахарница уже старая, блестящие кольца от мясорубки не к чему прикрутить, стакан для столовых приборов больше не в цвет гарнитуру… И всё, привет.
Советская сахарница
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
