Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
Лена Озоль, Алиса Свинцова, Яна Ямская, Дарья Нечаева, Александра Путилина, Катерина Антипина, Алина Таукенова, Ольга Ярмолович, Катя Майорова
Мишура
От составителя. Катя Майорова
Впервые в рамках писательской мастерской мы работали не просто над тематическим сборником, а над текстами, которые будут опубликованы под Новый год. С одной стороны, задача ответственная, важно создать настроение для читателей, с другой — не хотелось быть слишком серьезными, все же праздник. Тему сборника предложили читатели, и, кажется, «Мишура» лучше всего справляется с созданием новогоднего настроения в текстах: это и яркое украшение новогодней елки, и что-то неважное, незначительное, но при этом привлекающее внимание.
Тексты получились разными: и глубокими, и легкими, и веселыми, и грустными. Сборник понравится всем: и тем, кто хочет отвлечься, зарядиться настроением перед Новым годом, и тем, кого тянет порефлексировать и сбросить с себя груз уходящего года.
Первый в сборнике — рассказ Лены Озоль «Рвота». Главную героиню этой истории буквально рвет мишурой. Почему? Не стану нарушать интригу, выдавая подробности самого мистического и в то же время жизненного текста.
Тему нашего сборника предложила Алиса Свинцова — и так попала на мастерскую. Ее текст «Невероятный неудобняк» понравится всем, кто грустит на новогодних корпоративах из-за прозы жизни: все выпьют, потанцуют, поплачут, посмеются и разъедутся. Сценарий давно утвержден. А что если в этот раз все будет по-другому? И ваши коллеги окажутся совершенно не теми, за кого себя выдают?
Текст Яны Ямской «Быки, Никербокер и другие пациенты» — о том, как небольшая недомолвка может привести к большому недопониманию. Или нет? Уверена, рассказ отзовется каждому, кто знает, что такое жить вместе с партнером, притираться, делить быт и расставлять границы.
«Мишура» — четвертый сборник моих мастерских, и второй, в котором вы сможете найти поэму. Работа Дарьи Нечаевой «Грандиозный шарлатан и волшебная справка» про новогодние желания, которые имеют свойство сбываться.
Эссе Александры Путилиной «Сашины враки» — большое откровение прямиком из детства Саши. Как часто вы врете? А главное — для чего? Если вы со стыдом вспоминаете истории, когда лгали непонятно зачем, то история Саши будет для вас не только интересна, но и терапевтична.
Рассказ «Северное сияние» Катерины Антипиной перенесет вас в Антарктиду, куда главную героиню направил случай, хотя она и сама не прочь была там оказаться. Какие ее ждут испытания? Или, может быть, не испытания, а переосмысления? Читайте в теплом рассказе про холодные края.
Текст Алины Таукеновой «Папа» — трогательный и пронзительный. К сожалению, в нашей жизни немало боли, и чаще всего мы испытываем ее тогда, когда теряем близких. Алина рассказала грустную, но в то же время очень теплую, уютную историю из детства. Родные уходят, но в нашей памяти они всегда живы.
Сборник завершает рассказ Ольги Ярмолович «Самделишная жизнь». Главная героиня — гострайтер, взявшаяся писать книгу о жизни одной интересной пожилой дамы. В какие истории погрузится писатель-призрак, пока будет слушать свою клиентку, сидя в доме, что заметает снег? Уютная, непростая, но обнадеживающая история, которой самое место в новогоднем сборнике.
Я желаю вам приятного чтения и счастливого Нового года!
Рвота. Лена Озоль
― Девушка, вы там заснули, что ли? ― По двери ощутимо вдарили пятерней. ― Можно как-то подинамичней? Тут, вообще, люди есть!
Анька поморщилась от настойчивости невидимого оппонента и снова попыталась сглотнуть ком в горле.
«Уф, вроде пронесло, да и рано еще, почти неделя до курантов», ― с облегчением подумала она и даже попыталась улыбнуться своему отражению в мутном стекле. Тусклая лампочка под потолком высвечивала наклейки и фразы, нацарапанные маркером на стенах барного сортира ― наскальная живопись ее поколения.
В глаза бросилось классическое All you need is love, выведенное над зеркалом. Последнее слово кто-то жирно перечеркнул, а сверху подписал: war.
«Патриотично», ― хмыкнула про себя девушка.
Пальцы слушались плохо, но набирали текст:
— Слушай, а у тебя уже есть планы на Новый год?
Рядом с именем в мессенджере заплясали точки, свидетельствующие о скором ответе.
— Пока не особо, есть идеи?
— Приезжай ко мне.
Молчание.
Ком в горле нарастал, казалось, шуршащее нечто царапает живот изнутри, постепенно готовясь вырваться, пройти через легкие в пищевод и ярким фонтаном заполнить раковину. Богданова сглотнула еще раз, ощущение тяжести осталось, но, к счастью, ничего не произошло.
В глубине души она понимала: сейчас эти чувства связаны не с мишурой, а с Мишей.
— Ок. Можно:)
***
Последние несколько лет Анька Богданова ненавидела декабрь с удвоенной силой.
Она верила, что с возрастом люди постепенно перестают быть счастливыми: годам так к двадцати восьми детский запас счастья расходуется, подобно драгоценному эликсиру, и, подходя к тридцатнику, человеку остается только мысленно подвывать и терпеть. А до тридцати ей оставалось всего ничего ― пять лет.
«Быть взрослым ― значит быть грустным», ― мрачно шутила Богданова, по утрам выталкивая себя из-под одеяла в ненавистный офис. Свою жизнь она привыкла считать обреченно обычной: хорошая школа с английским уклоном (и кому он теперь нужен?), универ ― обязательно со специальностью на перспективу, чтобы потом легко было куда-нибудь приткнуться («и заработать на кусок хлеба»), работа с девяти до шести, как у всех ― добраться можно без пересадок, и на том спасибо.
Единственным признаком отклонения от нормы ― раньше ― Анька считала только свою любовь к ею же придуманным тестам, когда она, попеременно применяла к себе и окружающим те или иные обстоятельства.
«Кто ты из европейских столиц?» ― темы всплывали в сознании из ниоткуда и часто не подчинялись никакой логике, однако ответы на них, наоборот, казались Аньке до боли логичными. Так, отвечая на вопрос про столицы, себя она всегда сравнивала с Минском. Все ее знакомые, побывавшие там, на вопрос: «Как вам город?» ― обычно отвечали: «Очень чисто и аккуратно», и в переносном смысле именно такой была Анька: опрятной, всегда собранной, тихой и исполнительной.
Маму еще с детства Анька сравнивала с Парижем. Казалось, что только этот город ― шелестящий недоступными круассанами (Богданова росла плотной девочкой, поэтому все мучное было под запретом), переливающийся огнями Эйфелевой башни, такой модный и немного неприступный ― мог быть достоин ее мамы.
Про папу Аня рано поняла, что он был Женевой ― сдержанным и молчаливым городом Швейцарии, обеспеченным, но не таким роскошным, как Франция, несмотря на близкое соседство. Точно как Швейцария, папа ловко избегал семейных конфликтов
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
