Для нас же с тобою она невозможна.
Да, именно так сказала Уиулала. Но, может, люди позабыли этот путь? Неужели ни один из них не вспомнит? Как позвать его сюда?
— Да! Да! — вскричал Бастиан, но испугался собственного голоса и тихо добавил: — Я пришёл бы к вам на помощь, если бы знал как! Я не знаю дороги, Атрей! Я действительно не знаю её.
Приглушённый бой барабана и свистки стихли, и только тут Атрей заметил, что чуть было не ткнулся носом в самый хвост процессии. Хорошо ещё, что у него бесшумная охотничья поступь и мягкие сапоги. Впрочем, будь он хоть в кованых сапогах, никому не было до него дела.
Вся нечисть разбилась на кучки и беспорядочно топталась на поле. Одни бестолково слонялись, другие стояли неподвижно или сидели, но все их воспаленно горящие взгляды были устремлены в одну сторону.
Атрей проследил, куда они глядели с таким мрачным восхищением: в той стороне поля было Ничто.
Такое же, какое он видел с верхушки дерева в Ревучем лесу или на равнине Южного Оракула или со спины Фухура с высоты — но впервые Ничто стояло так близко перед ним, наползая медленно и неудержимо.
От близости Ничто призраки на поле стали судорожно кривиться, изгибаться, рты их открывались, будто они хотели крикнуть или засмеяться, но мёртвая тишина царила кругом. И вдруг — как осенние листья, подхваченные порывом ветра, — все разом они устремились в Ничто — прыгая, кружась и падая.
Едва исчез последний из этой беззвучной толпы, как Атрей с ужасом почувствовал, что собственное его тело медленно продвигается в ту же сторону. Непреодолимое влечение прыгнуть туда вслед за всеми едва не победило его. Атрей собрал все силы, чтобы удержаться на месте. С великим трудом ему удалось отвернуться и шаг за шагом, будто преодолевая мощное водное течение, пробраться вперед. Тяга стала постепенно слабеть, и Атрей побежал. Он бежал быстро, как только мог, по горбатым камням дороги. Он спотыкался, падал, вскакивал и снова бежал, не размышляя, куда выведет его эта дорога.
Он послушно следовал её безумным поворотам и остановился только тогда, когда перед ним из тумана выросла чёрная городская стена. Позади неё громоздились покосившиеся башни. Деревянные створки ворот прогнили и криво висели на ржавых петлях.
Атрей вошёл в этот город.
На чердаке становилось всё холоднее. Бастиаон начал дрожать.
А вдруг он заболеет — что тогда? Он мог, к примеру, подхватить воспаление лёгких, как это было с Вилли, мальчиком из их класса. И тогда он умрёт здесь, на чердаке, один, и никто не придет спасти его.
Сейчас он бы даже обрадовался, если б отец разыскал его здесь.
Но самому отправиться домой — нет, уж лучше умереть!
Он накинул на себя все оставшиеся одеяла, подоткнул их со всех сторон и постепенно согрелся.
Глава IX
ГОРОД ПРИЗРАКОВИзнемогая от усталости, дракон Фухур летал над ревущими морскими валами, и голос его разносился, как гул бронзового колокола:
— Атрей! Где ты? Атрей!
Четыре Ветра давно уже покончили со своей битвой. Возможно, они собирались продолжить спор, который ведётся у них с незапамятных времен, где-нибудь в другом месте. Непостоянство Ветров беспредельно. Они мгновенно забывают всё, что с ними происходит. И уж, конечно, из их памяти совершенно выдуло всякое воспоминание о белом драконе и его маленьком наезднике.
Когда Атрей упал в пучину, Фухур ринулся за ним, чтобы подхватить на лету, но вихрь унёс дракона ввысь, далеко от того места. Когда он вернулся, Четыре Ветра бесновались уже с другой стороны моря. Фухур отчаянно пытался определить, куда упал Атрей, но даже везучему дракону не под силу найти в кипящем море ту крохотную точку, где тело коснулось воды, — даже если Атрей все ещё на поверхности, а ведь он мог и утонуть.
Но Фухур не хотел сдаваться. Он поднимался вверх, чтобы дальше видеть, снова спускался к волнам, всё расширяя круги, и не переставал звать Атрея.
Он ведь был везучий дракон, и ничто не могло развеять его веры в то, что всё кончится хорошо.
— Атрей! — звенело над рёвом волн. — Атрей, где ты?
Атрей шёл по вымершим улицам покинутого города. Вид этого города был удручающ. В таких домах могли жить только привидения. Над улицами и переулками, такими же кривыми, как всё в этой стране, висели нити чудовищной паутины; запах мертвечины поднимался из подвалов и пустых колодцев.
Атрей шёл не таясь. Ни в домах, ни на улицах не было ни малейшего шевеления. В некоторые дома он заглядывал, но находил там только рассыпавшуюся мебель, рваные занавески, разбитую посуду и осколки стекла. На одном из столов осталась недоеденная пища — несколько тарелок с чёрным супом и липкие куски, которые были когда-то хлебом. Он попробовал, вкус был отвратительный, но уж очень хотелось есть. В известном смысле он угодил сюда по справедливости: тут всё соответствовало ему, утратившему всякую надежду.
Бастиан совсем ослаб от голода.
Именно в такой неподходящий момент ему вспомнился яблочный рулет, который пекла фрау Анна. То был лучший в мире яблочный рулет.
Фрау Анна приходила три раза в неделю, она помогала отцу, приводила в порядок домашнее хозяйство и что-нибудь готовила. Это была весёлая женщина, но даже ей редко удавалось вызвать у отца улыбку. Но всё же, когда она приходила, в доме становилось хоть немного веселее.
У фрау Анны была дочка Криста, на три года младше Бастиана, с чудесными белокурыми волосами. Раньше фрау Анна почти всегда приводила девочку с собой. Бастиан часами рассказывал ей свои истории, она сидела тихо, как мышка, и слушала, с восхищением глядя на Бастиана.
Но год назад фрау Анна отдала девочку в школу-интернат, Бастиан не мог ей этого простить, его не убеждали заверения, что для Кристы так будет лучше. И всё же против её яблочного рулета он устоять не мог.
Интересно, сколько может человек не есть? Три дня? Два? Может, уже через сутки начинаются галлюцинации? Бастиан посчитал на пальцах — оказалось, он пробыл здесь часов десять. Был бы у него хотя бы ещё один бутерброд или яблоко!
В мерцающем свете свечей стеклянные глаза лисицы, совы и громадного орла казались живыми. Чучела отбрасывали на стены чердака огромные колеблющиеся тени.
Башенные часы пробили семь раз.
Атрей снова вышел на улицу и бесцельно побрёл по городу. Он проходил кварталами, где все домики были маленькие и кривые, и кварталами из многоэтажных дворцов со скульптурными фасадами. Но скульптуры эти изображали либо скелеты, либо иную нечисть.
Вдруг он замер: где-то поблизости раздался хриплый вой, звучавший так безутешно, что у Атрея дрогнуло сердце. Громкая эта жалоба длилась и длилась, многократным эхом отражаясь от стен всё более удалённых домов. Это напоминало вой рассеянной стаи волков.
