Меня, конечно, обманули, лишив персонального ужина с родителями, но мы с Жаном А. в тот вечер раздувались от гордости, запрыгивая с папой в мамин «ситроен».
Младшие и средние стояли в пижамах на крыльце и с завистью смотрели нам вслед с такими лицами, как будто мы улетаем на Луну.
— Не ждите нас, — бросил папа, помахав рукой через автомобильное окно. — Кто знает — возможно, мы всю ночь будем набивать животы вкуснейшими пиццами и шипучкой! Правда, парни?
— Еще бы! — радостно прокричали мы.
— Я хочу тебе напомнить, что старшим тоже надо завтра в школу! — заметила мама, которая никогда не теряет связи с реальностью.
— Да ладно тебе! — воскликнул папа. — Нам ведь не каждый день выпадает возможность набить брюхо в чисто мужской компании! Правда, парни?
— Еще бы! — снова поддержали мы папу, и он завел двигатель.
Место папа выбрал прекрасное. Мы с Жаном А. обожаем пиццу, и мы все трое заказали себе по самой большой, с пикантным маслом. Мама нам такого никогда не позволяет: боится, что мы испортим себе желудки и к тому же не сможем осилить такую огромную порцию.
— Вы уверены, что не хотели бы съесть вместо этого по маленькому салату и тарелочке вареной брокколи? — пошутил папа, когда нам принесли по нашей гигантской пицце.
— Фу! — скривились мы.
— Вас можно понять, мои дорогие Жаны, — сказал папа, впиваясь зубами в хрустящую корочку. — В вашем возрасте необходима калорийная пища.
Наш папа — очень хороший врач, и мы, воспользовавшись этим, заказали себе еще и по порции картошки фри. Под конец мы едва могли дышать, но, несмотря ни на что, взяли еще и по мороженому — хотелось по полной программе воспользоваться тем, что папа у нас такой хороший врач.
Когда принесли мороженое, папа глубоко вздохнул. Он три раза подряд открыл рот и откашлялся.
— Дети…
До этого момента мы разговаривали обо всем и ни о чем. Но нам бы следовало догадаться, что папа вряд ли пригласил нас на этот взрослый ужин только ради того, чтобы мы набили себе животы, обсуждая результаты футбольных матчей.
Он еще раз откашлялся и продолжил:
— Вы оба вступили в… так сказать… в новый жизненный этап. Мы с мамой подумали, что я мог бы… ну, так сказать, как папа и как врач, ответить вам на… ну, ответить на вопросы, которые вас наверняка сейчас беспокоят.
Мы с Жаном А. переглянулись.
— Вопросы? Какие?
— Ну, так сказать, о подростковом возрасте, — объяснил папа. — У вас сейчас непростой период — когда, э-э-э… задаешься вопросами о смысле жизни и, я бы сказал, испытываешь эмоции, ну, такие эмоции, которые испытываешь по отношению, так сказать, ну… по отношению к представителям противоположного пола…
— К представителям чего? — переспросил я.
Жан А. ткнул мне локтем в бок.
— Папа имеет в виду девчонок, чурбан.
— А.
Вот уж чего я никак не ожидал.
— В семье, где растут одни только мальчики… — продолжал папа, смущаясь все больше и больше. — В такой семье нет, так сказать, э-э… девочек — ну, это, в общем-то, и понятно, раз в семье растут одни только мальчики, правильно? Так вот, этот вопрос, возможно, несколько… э-э… несколько вас беспокоит…
Ему было так неловко все это говорить, что я изо всех сил напряг мозг, чтобы придумать хоть какой-нибудь вопрос, который можно было бы задать папе.
— Я вот хотел спросить… — начал я.
— Да-да? — подбодрил меня он.
— Да нет, ничего.
Тогда он повернулся к Жану А.
— Возможно, тебя, как старшего, беспокоят какие-то вещи, которых ты… э-э… пока не понимаешь и о которых хотел бы со мной поговорить? Ведь ты теперь учишься в смешанном лицее, и…
Жан А. скорчил презрительную физиономию.
— Ну ты ведь знаешь, это только на латыни, — сказал он.
Папа с серьезным видом кивнул.
— Что-нибудь еще, мои дорогие старшие?
— Да нет, — ответили мы, пожав плечами.
Папа с облегчением вздохнул.
— Ну что ж, я очень рад, что мы с вами так искренне беседуем, по-мужски и безо всяких запретных тем, — сказал он. — Мы сможем продолжить этот разговор, как только у вас возникнет какой-нибудь вопрос. Договорились, мои дорогие Жаны?
— Еще бы! — ответили мы.
Папа был страшно доволен, что ему удалось так легко отделаться, — на радостях он оставил официанту щедрые чаевые. Как только мы вышли из ресторана, он закурил трубку.
В машине он напевал: «Пам-пам-пам!» — и так скрипел колесами об асфальт, как будто ему только что удалось чудом спастись от землетрясения силой двенадцать баллов.
— Хорошо провели вечер? — спросила мама, когда мы вернулись.
— Просто отлично! — воскликнул папа. — Правда, парни?
— Еще бы!
— Настоящий мужской ужин, — стал рассказывать папа с воодушевлением. — Без младших, без средних и без…
— Без кого еще, дорогой? — спросила мама и вопросительно подняла бровь.
— Ну… Без запретных тем, дорогая, — нашелся папа.
— А, понятно, — сказала мама. — Ну а теперь мужчинам хорошо бы быстренько лечь спать. У них завтра в восемь начинаются уроки.
Да, наша мама никогда не теряет контроля над ситуацией. Но, с другой стороны, любой бы на ее месте спешил поскорее лечь спать: ведь это ей пришлось сражаться с младшими и средними, пока мы веселились как сумасшедшие и объедались пиццей и шоколадным мороженым с кремом.
— Спокойной ночи! — бросили мы на ходу и без разговоров отправились к себе в комнату.
— Дэмн![16]— ругнулся Жан А. по-английски, когда мы уже закрыли за собой дверь. — У папы было сегодня такое отличное настроение. Надо было воспользоваться этим и потребовать прибавки к карманным деньгам!
— Да, ты прав, — огорченно откликнулся я. — Такую возможность упустили!
День рождения Жана А
Папа и мама с некоторых пор зачастили в библиотеку — берут там книги с названиями вроде: «Подростки: как их понять?», «Конфликт поколений», «Молодежь — это не страшно», ну и так далее.
По вечерам, сидя в гостиной, они внимательно изучают эти научные труды, зачитывают друг другу вслух целые абзацы и даже делают какие-то пометки в тетради — можно подумать, они изучают редкий и опасный вид, чье пришествие неминуемо угрожает жизни на Земле.
