Шурики-мурики! — быстро отвечают мне.
Приходится еще раз звонить—ехать-тo надо.
— Вы что — оглохли?! Чик-чирик-трам!
Я знаю: это вы, живые, черные, как расплавленный антрацит.
А мне что надо?
Официантка с карими, задумчивыми и затуманенными глазами протянула счет — пятнадцать рублей. Мне как-то не по себе, потому что мы с приятелем наели-напили на десять. Вы бы, карие глаза, попросили у меня пять рублей — я ведь не жадный. А зачем же...
Начальник цеха зовет меня на «вы» и по имени-отчеству. Главный инженер советуется со мной. Директор выходит из-за стола пожать мне руку. Меня любят на работе и в семье. Почему же вы, голубые-черные-карие, унижаете меня в своей сфере обслуживания?
Вот и думаю — почему? Может, у вас маленькая зарплата? Да нет, для ваших лет достаточная. Может, вы не образованны? Да нет, по восемь-десять классов. Может, у вас такие характеры? Да нет, с друзьями и домашними вы нормальные люди. Может, вам не везет в любви? Да нет — вы же голубые-распахнутые, черные-живые и карие-задумчивые... Может быть, так надо?
Если надо, мы вынесем все — беды, войны, болезни... Но унижения человека мы не выносим — отвыкли с семнадцатого года. И нас нигде не унижают, кроме вашей сферы обслуживания, мои вы глазастые!
Так что мне нужно?! Догадались? Улыбка. Да, человеческая улыбка! И тогда я высплюсь в гостинице на полу, передавлюсь сырым бифштексом и куплю костюм с карманами на спине — только улыбайтесь!
А если не можете, если трудно работать с людьми, если вы одни, а нас много, — тогда идите ко мне на завод, к станку...
Только знаете, с чего я начинаю обрабатывать металл? Я ему улыбаюсь. Чтобы не сломался, — он ведь не человек.
Через сто лет
Было воскресенье через сто лет, считая от сегодняшнего дня.
Иван (это имя опять вошло в моду) проснулся оттого, что выспался. Он лениво нажал кнопку под подушкой. В спальню тут же вошел своей негнущейся походкой домашний робот. Казалось, он улыбался, поблескивая никелем, хромом и пластиком. Робот протянул гантели.
После зарядки Ваня нажал кнопку. Робот сразу приготовил ванну. Но в ванне хозяин опять нажал кнопку, и робот начал массировать ему спину своими нежно-эластиковыми руками.
После душа порозовевший Ваня оделся и нажал кнопку на карманном пульте. Робот тут же вкатил тележку с завтраком: сок индиго, ломтик картофеля, рюмочка хлористого кальция, отварной турнепс. Это все робот наготовил, пока хозяин купался. Туг обходилось без кнопки — звуковые сигналы (шум душа) преобразовывались в электрические, включали в автомате завтракальную систему, и он топал себе на кухню. За все время, как его приобрели, автомат только раз сдурил: услышал в три часа ночи шум дождя и притащил в спальню отварной турнепс. Кстати, ему можно было отдавать команды и голосом, но Ваня ленился.
После завтрака захотелось погулять. Чтобы загрузить робота, Иван нажал кнопку долгосрочной программы — без него автомат должен все пропылесосить влажным воздухом, ответить на все видеотелезвонки, скомпоновать на следующую неделю мини-интерьер, ну и скомпоновать обед из таких ингредиентов (то есть первое, второе, третье), которые не повторялись последний месяц.
Ваня поднялся на крышу, сел в малолитражный вертолет и полетел кружиться над парком. Только он взвился, как заметил в воздухе шатенку. Через сто лет брючные костюмы, разумеется, уже не носили — только парики. Поэтому Ваня подлетел ближе и улыбнулся.
— Сто пятьдесят шесть сто восемьдесят девять,— ответила шатенка, меняя на ходу парик.
Довольный Ваня пострекотал в парк — они познакомились, она назвала ему свой видеотелефон.
Надышавшись, Иван прилетел домой. Он принял душ и переоделся. Робот тут же вкатил обед: бульон прозрачный, крапива отварная, ломтик куриного желтка, одна морская водоросль.
Поев, Ваня нажал кнопку, и робот превратил диван в гамак, который нежно и бесшумно завибрировал, укачивая человека.
После сна Ваня, разумеется, нажал кнопку, чтобы робот повертел телевизор и выбрал интересную программу. Тридцать первая программа Ваню устроила — показывали игру в бирюльки, первенство Европы. Потом робот отыскал ему игру в баклуши, первенство мира. Затем нашел соревнование по крестикам-ноликам — Земля играла с Марсом. А уж потом отыскал многосерийный детектив.
После двенадцатой серии пора было спать.
Ваня принял душ и принял от робота ужин: сок авокадо и один ломтик. И уснул, предварительно нажав кнопку, чтобы робот вымыл ванну, убрал кухню, приготовил ему на завтра костюм и собрал портфель. Робот все сделал бесшумно и аккуратно. Был час ночи.
— Скафандр еще стирать, — вздохнула жена, вылезая из него.
Насчет цыплят
Ты уже, разумеется, позавтракал?! — полуспросила-полуутвердила жена, заглядывая в холодильник.
Слово «разумеется» означало, что я эгоист и не дождался ее с Ленкой.
— Разумеется, нет, — подчеркнул я слово «разумеется», которое теперь означало, что я не эгоист и никогда им не был.
— Куда же делись пять яиц? — ехидновато поинтересовалась жена.
— Спроси у холодильника, — буркнул я.
— Очень остроумно, — подтвердила она. — Значит, завтракать ты не будешь?
— Нет, буду! — начал я раздражаться, потому что никаких пяти яиц не ел.
— Ну зачем ты волнуешься из-за пяти яиц? — ласково спросила жена.
Мы сели завтракать, и она положила мне чайную ложку салата. Даже Ленка удивилась, которой положили две столовые ложки. Я остался по-мужски молчалив и приналег на булку.
— Глазунью ты, конечно, не будешь, — положила она два «глаза» Ленке.
— Нет, буду, — так громко произнес я, что Ленка посмотрела на меня с любопытством.
— Волноваться не надо, — примирительно сказала жена, — но есть столько яиц просто вредно для здоровья.
— Да мне не съесть сразу пять яиц!
— Съел же ты вчера сразу банку сгущенного молока!
— А у меня через двадцать один день будет пять цыпляток, — между прочим заметила Ленка.
— Это откуда же? — подозрительно спросила жена.
— А из пяти яиц.
Я расхохотался и вывалил себе в тарелку весь салат.
После завтрака Ленка показала громадную коробку из-под телевизора, где в самом уголке, в вате, как в гнездышке, лежали пять
