Это даже хорошо, что появилось дело. Можно отложить размышления о родителях. Сейчас главное — выполнить просьбу Лидии Матвеевны. Не ради девочки в синей юбке. Ради себя самой. Потому что по большому счёту, это случайность, что Лидия Матвеевна сидит на инвалидном кресле с юной девочкой внутри, а она, Алёна, стоит на берегу и у неё вся жизнь впереди. Могло ведь и быть наоборот.
Глава 14 Ангелина и Алёна
Вышло ещё хуже, чем ожидала Алёна. Когда она торопливо шла по посёлку с лопатой на плече, её засёк не просто местный житель, а сама Ангелина. Она сидела на бревне возле охранницких бытовок, грызла семечки и плевала шелуху. Не в кулак, а так — по сторонам. Всем своим видом показывала, что ей на всё наплевать. Вика с ней не было. Алёна вцепилась в черенок лопаты и медленно подошла к Ангелине.
— Вау! — издевательски сказала Энджи, — давно мы огородничаем?
— Привет. Да нет… Я помогаю одной женщине… Давно хотела рассказать.
— Ну, мы знаем, про женщину-то. Памперсы — ладно. Лужи подтирать — тоже. Но копать! Мать, ты сдурела?
У Алёны по спине побежали противные мурашки.
— Да, я всё знаю, — кивнула Энджи, — ты из дома? Надо же, какое совпадение. А я как раз к тебе домой. Поговорить с твоими родителями.
— Они уехали.
— Ничего, я подожду. Или зайду завтра. Или в субботу. Я за тебя волнуюсь, детка. Знаешь, как у нас в школе называют таких, как ты? Геронтофилы. Старичков любят. Это извращение, чтоб ты знала. Хотя откуда тебе знать такие слова… У вас же приличная школа.
В слове «приличная» было столько ненависти, что Алёне захотелось закрыть глаза и бежать.
— Что с тобой? — прошептала она, — мы же друзья.
— Были друзьями. Но теперь… Считаю тебя предателем.
— Почему?!
— А почему ты не сказала нам, что ходишь к этой бабке?
Алёна замолчала. Она, как обычно, должна была подумать, прежде чем ответить. Ведь это совсем не просто теперь — определить, зачем она приходит к Лидии Матвеевне. Потому что ей приснилась кирпичная стена, увитая плющом? Или чтобы здороваться с Сальвадором, Алексом и другими друзьями из выдуманной ею страны, чьи портреты по-прежнему висят в холле? Или потому что она хочет спрятаться от родителей?
— А мне, кстати, плевать, зачем ты туда ходишь, — сказала Энджи, сощурив глаза, — просто, если тебе хочется продолжать туда ходить, плати.
— Что платить? — опешила Алёна.
— Деньги! — засмеялась Ангелина, — знаешь, зелёненькие такие? Доллары зовутся. Да не боись! Мне нужна всего штука.
— Тысяча долларов?!
— Вообще лучше в рублях. Тридцатник. Слышь, ну не вытаращивайся. Не такие уж для вас и большие деньги. Вы ж столько в месяц за школу забашляете.
— Откуда ты знаешь?
— А что, нельзя? Я, может, тоже в вашу школу хочу ходить! Мне тоже знаний задорого охота! Короче, найдёшь — тогда окей. Твои родилки не узнают, куда ты шастаешь.
— Ты хочешь в мою школу ходить? — потрясенно переспросила Алёна, — но если я… то есть мы найдём деньги на первый месяц, то… как же дальше? Кто будет платить?
— Я сама, — гордо сказала Ангелина, — меня Жанка на работу к себе берёт.
Это была ложь. На самом деле Ангелина просто собиралась шантажировать Алёну каждый месяц. Но она была не дура — не скажешь же ей: «Гони триста тысяч рублей!». Ничего, потихоньку, полегоньку, с миру по нитке и будет ей, нищей Ангелинке, не только рубаха, но и платьице от «Дольче энд Габбана», белое, с вышивкой, она видела такое у Алёнки в шкафу.
Алёна опустила лопату. Из бытовки вышел Вик. Кинул Бинге кость, приблизился к девчонкам, вглядываясь в лицо Ангелины, чтобы понять, спросила та у Алёны или нет.
— У меня нет тысячи долларов, — тихо сказала Алёна.
— А ты у бабки своей попроси, — так же тихо ответила Ангелина, — или она не очень-то ценит твою дружбу, геронтофилка?
— Как дела? — спросил Вик.
— Отлично! — ответила Энджи так звонко, словно ударила наотмашь.
Алёна сгорбилась, развернулась и потащила лопату домой.
— Ты спросила? — глядя ей вслед, сказал Вик.
И тут Ангелина совершила большую ошибку. Её так распирало от радости (шикарно сыграла свою роль, и Алёна сегодня-завтра принесёт денежки) что она сразу всё выложила Вику. И не обратила внимания, что у Вика было очень странное выражение лица, пока он её слушал.
Вечером Алёна пересчитала свои сбережения. Три тысячи. Рублей. А нужно тридцать.
Вообще-то Алёна могла бы скопить такую сумму. У неё было полно родственников, которые на все праздники дарили ей деньги, считая, что она избалованный ребёнок, которому невозможно угодить подарком.
Отчасти это было правдой, Алёна действительно равнодушно принимала всех дорогих кукол и щенков, но не потому что была избалована — просто её никогда по-настоящему не волновали игрушки.
А деньгам она радовалась, их можно было перечислить в Международный фонд защиты животных или в помощь пострадавшим от какого-нибудь наводнения или пожара. Перечисляла она, конечно, не сама, просила Милочку.
Сейчас она себя корила за то, что не скопила ни копейки. Ведь тогда она бы расплатилась с Ангелиной, и та оставила бы её в покое.
А теперь? Просить у Лидии Матвеевны? Как?!.. А вдруг Лидия Матвеевна подумает, что это и была главная цель Алёны — получить деньги?!
В общем, куда ни кинь, всюду клин, как говорит Мила.
После обеда Алёна отправилась к Лидии Матвеевне. Та сидела за столом в холле, раскладывала пасьянс. Бэллочка дремала на подстилке, повизгивая во сне. Слова застряли у Алёны в горле, как в тот день, когда она пришла в первый раз.
— Можешь не закрывать, Бэлка спит.
Но Алёна аккуратно закрыла дверцу на крючок, медленно развернулась, подошла к столу. Сальвадор смотрел с портрета осуждающе.
«А что мне ещё делать?» — огрызнулась мысленно Алёна и вытолкнула наружу трудные слова:
— Я… Пришла… Вы меня простите…
Лидия Матвеевна оторвалась от карт. Сняла очки, сложила их. Приподняла брови и слегка улыбнулась.
— Погоди, — сказала она, — попробую угадать. Ты влюбилась. И больше не придёшь.
Но Алёна продолжала напряжённо смотреть на Лидию Матвеевну.
— Что-то случилось? — спросила та уже без улыбки.
— Нет… Лидия Матвеевна, вы мне верите?
