Ангелина расставалась с мечтой, думая о старой школе. Немножечко легче было только от того, что мечта у неё была не очень стоящая.
Глава 27 Сад
Алёна попросила папиного водителя высадить её у поворота на их улицу. Ей хотелось взглянуть на все важные места перед тем, как она уедет. Сначала она пройдёт мимо церкви. Потом — мимо сада на берегу. Затем глянет на старый участок Лидии Матвеевны, к которому сегодня утром снова подъехали бульдозеры и тракторы. После — сорвёт на память пару листиков плюща с дома Лидии Матвеевны. От августа осталась всего пара дней, и листья уже потихоньку меняли цвет с зелёного на жёлтый и красный. А дальше — домой, собирать вещи…
Алёна дошла до кирпичной, с чёрными куполами церкви, в которой отпевали Лидию Матвеевну.
Зайти не решилась. Оттуда доносился крик, истошный, на одной ноте: «А-а-а!», крик маленького ребёнка, которого опускали в купель. Ротозейничать, как говорит Мила, не хотелось. Вместо этого подошла поближе к иконе Николая Угодника, которая висела снаружи в торце. Глаза у святого были грустные, но при этом какие-то примиряющие с действительностью, что ли. Они как будто говорили «да, так вот оно и есть».
Алёна подумала, что когда встречала в книгах выражение «всё поправимо, кроме смерти», то никогда не понимала по-настоящему, что это значит. Только сейчас ей стало ясно, что теперь она всё будет делить на «до и после» смерти Лидии Матвеевны.
— Всё поправимо, — согласилась Алёна, глядя в грустные глаза святого.
Она вернулась на главную дорогу. Ей очень хотелось попрощаться с садом, попросить яблони не гибнуть, а расти и угощать своими плодами путешественников, как хотела этого Лидия Матвеевна.
Оставалось миновать огороженную баскетбольную площадку… И вдруг она заметила, что по берегу кто-то ходит. Наклоняется, что-то поднимает с земли и идёт дальше.
Алёна спряталась за ограждением площадки и тихонько выглянула. По берегу ходила Ангелина! Она собирала мусор — пустые бутылки и пакеты из-под чипсов — и складывала их в полиэтиленовый мешок, лежащий на земле.
Рядом возвышался их сад — несколько саженцев, заботливо привязанных к колышкам.
Алена бесшумно отступила назад и свернула у магазина на соседнюю улицу.
На бывшем участке Лидии Матвеевны вовсю урчали экскаваторы, набирая в ковши землю и вытряхивая её в одно и то же место. Рядом с этой горой земли стоял лысый усатый дядька в кожаной куртке и, уперев руки в бока, что-то кричал рабочим, которые шли к горе с лопатами наперевес.
«Вовремя мы спасли яблони», — подумала Алёна.
К старому дому Лидии Матвеевны она подошла с другой стороны — от огорода и окон зимнего сада.
Алёна влезла на камень, чтобы поглядеть на крышу сарая, по которой она ползала, и услышала треньканье мобильника в кармане. Спрыгнула, достала телефон.
— Алёна!
Это был папа.
— Забыл сказать, вчера звонила Зинаида. Попросила передать тебе, что извиняется. И предложила забрать фотографию Лидии Матвеевны.
— Спасибо, папа. У меня уже есть.
Алёна подумала о большой тетради, в которой нарисована Картория. Только недавно, перелистывая рисунки, Алёна поняла, что Лидия Матвеевна нарисовала Джулиану похожей на себя. И теперь у Алёны был даже портрет её друга. Навсегда, на всю жизнь.
— А ещё, слышишь меня? Я тут подумал насчёт берёзы. Пусть стоит, где стоит.
— Папа!
— Да?
— До вечера. Мы с мамой будем тебя ждать.
Алёна положила телефон в карман, всё ещё не веря, что это правда. Папа позвонил, чтобы сказать о звонке Зины. И о берёзе. Значит, ему не всё равно? И они на правильном пути!
Алёна вдруг поняла, что очень любит их всех — и маму, и папу, и Энджи с Виком, и Зину, а главное — Лидию Матвеевну, и этой любви в ней так много, что она обязательно поделится ею с тем мальчиком, папиным сыном, который ждёт её где-то в далёкой Англии и обязательно дождётся.
