– Так кто это его лупит? – повторил Джон.
Вскоре мужик, как ни в чем не бывало, вернулся в пиццерию и, словно бы ничего и не произошло, обратился к нам:
– Чао, Мария! Скендер, с вашего позволения.
Джон встал и представился:
– Сержант Джон!
– Не вставайте! – попросил его Скендер. – Весьма сожалею, но, пока не поменяют названия заведения, я не смогу вас обслужить. Вот и помогай после этого людям. Это я дал Джино-вици десять тысяч марок, чтобы он открыл пиццерию. Договорился с двумя итальянскими солдатами, они ночами будут выпекать пиццу. Я и Марии предлагал у себя работу: моя цель – межнациональное сотрудничество и небольшой заработок… Не так ли, Мария?
– Что он говорит? – спрашивает Джон.
Я перевела, мило улыбаясь Скендеру, потому что он был той пиццей, которую мне следовало проглотить, предлагая квартиру Слободана Пилишера. Только что мне с Джоном делать?
– Извините, – говорит Скендер, – я должен присмотреть за этим кретином, а потом принесу вам чего-нибудь выпить из соседней кафаны.
Я перевела. Джон сказал «о'кей». О таком воскресном концерте мы и мечтать не могли. Я и говорю:
– Теперь у вас здесь каждое воскресенье, да и в другие дни, будут концерты. Приштина стала центром, телевидение всего мира ждет от нее новостей.
– Не думаю, что телевидение выдало бы в эфир такой концерт, по крайней мере, американское. Это вызвало бы весьма резкие комментарии.
– Антиалбанские?
– Не совсем так. Скорее, антивоенные. Против войны выступили многие писатели, в первую очередь те, которым я верю, и не только из-за их книг. Боюсь, я цитирую слова Маркеса о генерале Уэсли Кларке…
– Зингера вы цитировали с большей легкостью!
Джон рассмеялся:
– А я и забыл!
– Кое-кто вспомнил фразу, с которой вы обратились ко мне. Позвольте напомнить?
– Конечно, Мария…
Он в первый раз назвал меня по имени. Он произнес его с блюзовой интонацией, и мне показалось, что имя мое сопровождается музыкальным аккомпанементом. Джон посмотрел на меня и легонько коснулся моей руки:
– Вы покраснели, но не стыдитесь этого. У меня так уже не получится.
Я ответила быстро, чтобы скрыть смущение:
– Вернемся к Зингеру!
– Да, я процитировал его, сказав, что, похоже, «увидимся в кровати».
– Знаете, как я узнала, что это фраза из Зингера?
– От Зингера? – пошутил Джон.
– От немца, майора Шустера.
– Как нынешние сербы относятся к немцам?
– Правильнее было бы спросить: как нынешние немцы относятся к сербам?
– И как?
– С благодарностью. Джон оборвал меня:
– За все, что здесь натворили во время Первой и Второй мировой?
– Нет, – говорю. – Немцы благодарны нам за то, что мы, как они полагают, устроили войну в Боснии и в Косове, и такое наше поведение позволило немецкой армии включиться в новый мировой порядок. Немецкий генерал Клаус Райнхардт теперь командует вами и англичанами.
– Нам все равно.
– Вы были на Opening Nights?
– Да, мне понравился тот английский капитан.
– Мне тоже…
– Я заметил, как вы начали танцевать с ним танго, но потом исчезли. Я искал вас всю ночь.
– Вы знаете, я была его переводчицей. Джон рассмеялся.
– Пожалуйста! – взмолилась я.
– Я пытался помочь вам во время первой нашей встречи.
– Разве капитан Гарольд не подтвердил вам, что я – его переводчица?
– Это подтвердил я.
– Вы обманули…
– Нет, никакого обмана, просто вы мне очень понравились.
– Лучше бы не помогали; теперь я в отчаянном положении…
– Из-за капитана?
– Капитана разыскивает полиция.
– Я полагаю, он уже в Лондоне.
– Это было бы здорово. В Лондоне его ждет жена, сын Оливер восьми лет.
– Как вы об этом узнали?
– Майор Шустер рассказал.
– Зачем?
– Он хочет спасти меня от капитана.
– И заработать тем самым ваше расположение?
– Я призналась ему во всем.
– Да, я заметил это в отеле «Гранд».
– Вы видели только утро в комнате, но не знали, что ночь я провела с капитаном…
– Я не хотел обидеть вас, – серьезно сказал Джон.
– Да и капитан не хотел той ночью обижать меня.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Дело не в том, что он вел себя как джентльмен. Попросту говоря, капитан напился и, кажется, даже не понял, что мы с ним в одном номере. Я дожидалась рассвета, потому что идти мне было некуда. Тут появились вы, но вас, похоже, совсем не интересовало, куда пропал капитан.
– Да, – говорит Джон, – я был уверен в том, что парашютисты умеют приземляться!
– А я – нет! – отвечаю.
– Почему?
– Мне пришлось выбирать между кухней и майором Шустером. Думала, он возьмет меня переводчицей – не вышло. Когда я обратилась к нему в «Баре Кукри», он так жалобно сказал: «Зачем вы меня обманули?» Я думала, ему не по себе от того, что я провела ночь с капитаном. Но дело было вовсе не в ревности.
– Могу ли поинтересоваться, в чем именно?
– Не могу объяснить, но я готова выложить вам всю правду, как на духу. Может, вы используете это в романе…
– Ну, он пока не складывается.
– Ну так вот вам набросок: я попросила майора Шустера помочь мне найти отца с матерью, которых похитили албанцы. Майор Шустер набрал несколько номеров, использовал, конечно, и компьютер, Интернет, и когда я его не так давно попросила помочь еврею, он, майор Шустер, сообщил мне, что родители мои живы и здоровы, назвал их точный адрес в Белграде, даже добавил, что живут они недалеко от какого-то рынка.
– Следовательно, вы намереваетесь уехать к родителям?
– Нет, у меня есть кухня, и я буду на ней работать.
– Но это не для вас!
– Как раз для меня. В Приштине после вашего прибытия и прихода УЧК из сорока тысяч сербов осталось всего несколько человек. Я остаюсь, чтобы стать свидетелем всего, что здесь происходит.
– Я тоже стану свидетелем, – заявил Джон. – Я вступил в американскую армию не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы стать писателем. Я знаю многих писателей, которых прославила война. Они писали романы, живя войной. Вы, конечно, знаете историю Хемингуэя, а может, и Джона Рида – его я выбрал примером для подражания.
