плащ, под которым угадывалась легкая кольчуга, явно специально подогнанная под изящную фигурку. Густые золотисто-рыжие волосы были небрежно острижены, едва прикрывая уши. Тонкую талию охватывал широкий кожаный пояс, с бляшками в виде скрещенных мечей. С пояса свисал и настоящий меч — точнее скрамасакс, в ножнах, покрытых изображениями серебряных драконов и с рукоятью украшенной черным опалом. Тонкую шею охватывало ожерелье из отделанных серебром вороньих черепов, венок из вороньих перьев венчал и голову девушки. Еще одна ворона — на этот раз живая, недовольно каркнувшая при виде чужаков — сидела на ее плече.
Синие глаза с вызовом глянули на сходивших на причал мужчин.
— Приветствую королей Фризии и Дании, — сказала она, безошибочно выделив названных владык, — я королева Энгрифледа и я буду рада видеть вас на сегодняшнем пиру.
Словно в подтверждение этих слов, ворона на ее плече, громко каркнула и, хлопнув крыльями, поднялась в небо.
Очередной пиршественный стол был накрыт в трапезной виллы какого-то сгинувшего в веках римлянина — возможно, даже, самого прокуратора Лондиниума. Каменные стены еще хранили следы причудливой мозаики, кое-где еще сохранились мраморные колонны в виде обнаженных женщин, поддерживающих свод, а над входом кривилась в ехидной гримасе рожица сатира с бородой и небольшими рожками. И все же это были жалкие остатки былого величия, безвозвратно сгинувшего в пожарах варварских нашествий. Колонны и стены покрывали бесчисленные трещины, — иные из них были столь велики, что в них втыкали факелы, освещавшие зал, — всюду виднелись кучи мусора и мраморного крошева, а посреди зала пили и сквернословили наследники могильщиков Римской Британии.
— Выпьем за королеву Энгрифледу! — пьяно проревел высокий сакс с всклоченной рыжей бородой, — если кто из королей в Британии и достоин именоваться доблестным мужем, так только она!
Ответом стал многоголосый вопль, раздавшийся со всех концов большого стола — и гости, с небольшим запозданием, присоединились к этим здравицам. Как заметил Редвальд, здешний народ — и ярлы и простые воины, — и впрямь любил молодую королеву. Сама Энгрифледа, сидевшая на огромном стуле, вдвое больше ее самой, легко вскочила на ноги, поднимая чашу с элем.
— А я пью за своих храбрых воинов, каждый из которых стоит десятка из того сброда, что выставляют наши враги. Наступит день — и всех их мы отправим в пасть Нидхегга.
Новый взрыв ликования огласил зал, когда Энгрифледа залпом осушила чашу и рухнула обратно на свой «трон». Она уже сменила кольчугу на короткую тунику, но в остальном ее наряд остался прежним. Сейчас она пачкала его горячим жиром, с молодым аппетитом расправляясь с огромным куском оленины, бросая кости грызущимся под столом похожим на волков собакам. Особо лакомые кусочки она скармливала сидевшим на ее плечах воронам — и Редвальд, с некоторым ошеломлением понял, что это ему напоминает.
— Неудивительно, что здешние мужи так любят свою королеву, — вполголоса сказал он, когда гул немного стих, — для них она и валькирия и сам Всеотец, со своими волками и воронами.
— Не одобряешь? — Энгрифледа бросила на него быстрый взгляд.
— У нас на Брокенберге к служению Одину допускаются только мужчины, — сказал Редвальд, — а некогда так было у всех саксов.
— Некогда и сами боги ходили по земле, что еще сочилась кровью убитого ими Имира, — парировала девушка, — времена меняются, сакс, нравится тебе это или нет. Три владыки в Британии и двое из них предали старых богов, поклонившись Распятому, а третий — почти девчонка. Выбирай сам, кто тебе нравится больше.
— Раз я здесь, то мой выбор очевиден, — пожал плечами Редвальд.
— Я знаю, зачем ты здесь, — королева расхохоталась, — или ты думаешь, я слишком молода и глупа, чтобы следить за тем, что происходит на землях предков? Я вышла замуж три года назад — наш союз с Этельвульфом должен был объединить Кент и Эссекс с Восточной Англией, а потому все закрыли глаза на то, что он старше меня почти на полвека лет и что на старости лет не сумел завести наследника. Он честно пытался в нашу брачную ночь, но так ничего и не смог — и от огорчения напился так, что помер к утру. Я осталась вдовой королевой — и правлю по сей день, хотя при моем дворе было немало тех, кто думал также, как и ты. Кого-то я сумела переубедить, а кто-то — уже гниет на дне морском или где еще. И клянусь Матерью Ворон — я еще увижу там и Эдмунда.
— За это стоит выпить, — усмехнулся Редвальд, подзывая раба с кувшином эля, — тебя любят и за то, что ты проводишь пиры, словно Один в Вальхалле?
— Разве Всеотца не именовали мужем женовидным, — лукаво скосила глаз Энгрифледа, — разве его не обвиняли и в ведьмовстве?
— Не было чести в том прозванье, — покачал головой Редвальд, — глумливое поношенье из уст злоязыкого Локи.
— У меня есть человек, который расскажет тебе много нового о богах и богинях, — сказала Энгрифледа, — если только у нас будет на это время. Сегодня мои разведчики донесли, что Эдмунд уже вышел в поход — и скоро он явится под эти стены. Тогда мы и узнаем кого больше любит Всеотец.
— Самому интересно это узнать, — усмехнулся Редвальд, с невольным интересом глядя на Энгрифледу. Та рассмеялась и, показав гостю язык, вдруг выхватила жбан из рук раба и, под восторженные вопли своих людей, принялась пить прямо из горла.
— Запомни одно, сакс, — сказала она, утирая мокрый подбородок рукавом туники, — я, может, и молода и глупа, но я уже знаю, что хороший правитель всегда платит свои долги. Мы с тобой вне правил и обычаев, — бастард, с мечтой о троне, и нахальная девка, что пытается этот самый трон удержать. Ты поможешь мне расправиться с Эдмундом а я, клянусь Матерью-Вороной, помогу тебе в борьбе со своими врагами, когда придет срок.
Обе птицы, сидевшие на ее плечах, вдруг громко закаркали и взмыли под потолок, кружа над пирующими воинами. Редвальда то и дело подмывало спросить, кто такая Мать-Ворона, которую уже не первый раз поминает Энгрифледа, но сдержался — сейчас это было явно не главным. Налив себе эля, опальный принц поднял
