всех ребят. С этими деревенскими парнями поездки становились только веселее – особенно когда они принимались визжать, заметив спрятавшегося в ручье щитомордника. Джим пытался сделать вид, что ему совсем не страшно, но я еще никогда не видела, чтобы человек с такой скоростью отпрыгивал в сторону. Вместе мы постоянно смеялись, и нам никогда не было скучно. Парни часто просили Эллисон рассудить, кто из них прав в том или ином вопросе, искренне интересуясь мнением пятилетнего ребенка. Уж поговорить нам точно всегда было о чем – Тим и Джим спорили по любому поводу.
– Джимми сказал, что ненавидит сливочный сыр, – говорил Тим. – Скажи-ка, Эллисон, как ты относишься к сливочному сыру?
Эллисон заливалась смехом и принималась хохотать еще громче, когда один из парней, услышав ее вердикт, притворялся убитым горем.
Парни нас уже поджидали. Мне даже не пришлось вылезать из машины и звонить в дверь. Первым на улицу выскочил Джим, за ним показался и Тим. «О боже, – подумала я. – Шорты в стиле Дейзи Дюк»[22].
– Тим, милый, мы едем в довольно людное место, и хоть это всего лишь «Вол-Март», ты не можешь заявиться туда в этих шортах.
Тим улыбнулся и тут же принял кокетливую позу:
– Они тебе не нравятся?
– Да, это отличные шорты, да, я тебя просто обожаю, и да, ты выглядишь роскошно, но в «Вол-Март» в таком виде нельзя.
Тим рассмеялся, ушел в дом и вернулся через пару минут в шортах, которые оставляли хоть немного простора для воображения.
– Извини, что так получилось, – сказала я, когда Тим устроился на заднем сиденье рядом с Джимом. – Но один неверный шаг – и меня вышлют из города.
– Хватайте вилы! – выкрикнул Тим. – Гоните ее!
– Смейтесь-смейтесь, но если кто-то узнает, чем я занимаюсь… – Я осекалась и, глядя на парней в зеркало заднего вида, попыталась обернуть все в шутку. – Если откроется, что я вожу дружбу с дурачками, которые не знают, какой вилкой есть рыбу, а какой – фрукты. Эллисон, детка, заткни на секунду ушки.
Эллисон послушно поднесла руки к ушам.
– Знаете, почему члены Junior League терпеть не могут оргии?
– Почему? – хором спросили Тим и Джим, подыгрывая мне.
– После них приходится отправлять слишком много благодарственных открыток, – ответила я. – А еще непонятно, куда девать локти.
Парни рассмеялись, а Эллисон сказала:
– Я все слышала.
– Мы просто обсуждаем разные органы, – сказала я.
Все так и прыснули со смеху, но при этом понимали, что нам стоит быть осторожнее. Я чувствовала на себе взгляды окружающих, даже просто проходя с Тимом и Джимом по «Вол-Март». Знакомые вяло мне улыбались и шли мимо, а незнакомцы смотрели на нас как на неподдающуюся разгадке головоломку.
Тим и Джим в основном набирали продукты, которые можно было получить за продуктовые талоны, например полуфабрикаты от Chef Boyardee: представить, что кто-то в их доме готовит сам, было трудно. Мне нужно было купить рюкзак для Эллисон, и парни охотно согласились пойти с нами в отдел школьных товаров. Через несколько недель у Эллисон начинались занятия в подготовительном классе баптистской католической школы святого Иоанна. Это была лучшая школа в округе, и меня ничуть не смущало, что моя дочь каждое утро будет присутствовать на церковной службе.
Джим с Эллисон бегали наперегонки между вращающимися стеллажами, а я пыталась выбрать приличного вида вещи, на которые не придется разориться. Тим вел себя как-то странно и, кажется, немного нервничал.
– Если хочешь выйти покурить, – сказала я, – то можешь подождать нас у касс.
Тим наблюдал за Эллисон и Джимом.
– У меня есть дочь, – сказал он. Я кивнула в знак того, что внимательно слушаю. – Я был женат, когда жил во Флориде. Ей уже шесть.
– Такая же красавица, как ее отец?
– Красивее, – ответил Тим. – У нее длинные светлые волосы.
Я представила, как длинные локоны песочного цвета спадают на тонкие девчачьи плечи.
– Вы с ней видитесь?
– М-м, вообще-то нет. – Тим сглотнул и достал из кармана пачку Marlboro. – Я пойду… – Он не закончил фразу. И направился к выходу.
Вернулся Тим в своем обычном приподнятом настроении. Я решила, что не стану возвращаться к этому разговору, если Тим сам не захочет. И он не захотел.
Я записала Марка к врачу в Литл-Роке. И когда повезла на первый прием, попросила взять с собой таблетки и объяснить, где он их взял. Думаю, врача больше поразило то, что у его нью-йоркского коллеги был доступ к этому препарату, чем то, что это лекарство помогает. Но как бы то ни было, я убедила его выписать азидотимидин еще одному из моих ребят – Оуэну, кроткому двадцатилетнему парню, который почти не выходил из дома. Он болел достаточно сильно, чтобы заслужить право на таблетки, но случай был не настолько запущенным, чтобы считать лекарство потраченным впустую.
Я отправилась с рецептом в ту аптеку Литл-Рока, которую мне посоветовал врач. И уже на входе подумала, что мне невероятно повезло: фармацевт оказался моим ровесником и производил очень приятное впечатление. Он был не прочь пофлиртовать, и я, отдав ему рецепт, буквально выбежала на улицу. Сказала, что работаю на доктора, что мне нужно спешить к пациентам, и на прощание бросила что-то вроде «Как сегодня распогодилось».
Прошло несколько дней, но мне так и не позвонили, поэтому я сама приехала узнать, все ли в порядке. На этот раз рядом с молодым фармацевтом стоял аптекарь постарше. Тот, что помоложе, что-то сказал своему коллеге. Я, улыбаясь, подошла к прилавку.
Молодой фармацевт ждал, когда я заговорю.
– Доброе утро, – сказала я.
– Я не могу отпустить вам это лекарство, – сказал мне мужчина. От прошлой милой улыбки не осталось и следа. Он оглянулся на фармацевта постарше, который с сердитым видом раскладывал на полке упаковки таблеток.
– Но вы все-таки забрали у меня рецепт и, думаю, сейчас отдадите мне лекарство, – сказала я, лучезарно улыбаясь.
– Я не могу…
– Нет, можете. Вы заказали таблетки. Я могу позвонить врачу, который выписал рецепт. Прямо сейчас. Ему это не понравится, но я все равно позвоню.
Мужчина покачал головой, пытаясь от меня отвязаться. Я наклонилась вперед и тихо сказала:
– Просто отдайте мне лекарство и возьмите деньги.
Фармацевт смотрел сквозь меня.
– Мэм, вы следующая?
Я обернулась: за мной стояла пожилая женщина, которую происходящее, кажется, очень смущало.
– Не могу найти глазные капли, – сказала она, опасливо глядя на меня, словно я собиралась оплатить покупки поддельным чеком.
Молодой фармацевт ухватился за возможность от меня отделаться:
– О, секундочку, я покажу вам, где они стоят.
Фармацевт постарше бросил на меня презрительный взгляд.
– Я знаю, от чего эти таблетки, – сказал он.
– Что ж, значит, вы не зря работаете в аптеке, и ваши знания могут быть полезны людям.
Он подошел ко мне:
– Я не верю в этот бред.
– Я тоже не верила в СПИД, но он вокруг нас.
Услышав, что я произнесла название болезни вслух, фармацевт поморщился:
– Я не верю в эту гейскую ерунду.
– Речь идет о человеческой жизни, – сказала я, пытаясь обойти острые углы. – Они тоже люди.
– Нет, – холодно ответил фармацевт. – Неправда.
Он положил пузырек в бумажный пакет и швырнул его на прилавок. Я поскорее убрала таблетки в сумку – пока он не передумал – и взяла ручку, чтобы расписаться.
– Ручку оставьте себе, – сказал фармацевт. – И больше никогда сюда не приходите.
Я положила ручку в сумку.
– Спасибо.
Со временем у меня набралась целая кофейная банка ручек, доставшихся мне от фармацевтов, которые любезно просили меня не возвращаться к ним в аптеку. Один из них достал большой золотистый баллон дезинфектора Lysol и распылил его прямо на меня, когда я выходила из аптеки. Я еле удержалась, чтобы не побежать, и содержимое баллона осело на моей коже и одежде. Дело было зимой, но, сев в машину, я открыла окна, чтобы выветрить запах антисептика. Я свернула на безлюдную улицу и расплакалась. А потом выехала на дорогу в поисках новой аптеки.
В 1987 году я помогала такому
