– Ты, Кимка, не смотри, что у меня волосы такие светлые, а у тебя тёмные, просто я блондин, а ты брюнет, вот и всё. А звать меня Захар, и я твой брат. И родился совсем недавно, и всё вырасти поскорее пытался, чтобы с тобой пойти куда-нибудь далеко, а ты, я смотрю, так в штабе стоишь, как будто никуда далеко идти и не собираешься.
– Где-то я это уже слышал, – говорю я.
– Ага! – радуется Захар. – Это мне какие-то люди подсказали сказать, когда я ещё на колясочке ездил.
Я брату обрадовался и запрыгал от радости, и все тоже запрыгали, хоть нас удобной штукой и засыпало, даже штаб заваливало.
– А я, – говорит новый Захар и тоже прыгает, – могу вашу Астю на руках перестоять, и вообще я подготовленный. Вот скажи мне что-нибудь, Астя!
– Подготовленные нам ещё не попадались, – говорит Астя.
– Ну ты сказала так сказала, – расстроился Захар. – Я на такое даже не знаю, что ответить можно, но я всё равно подготовленный, что ни говори. Только меня переназвать надо, а то я с первым Захаром познакомился, и тот говорит, что переназываться не будет, а раз так, то мне придётся. Я придумал Пушкиным называться, но все говорят, что нельзя.
– А тебе самому как называться хочется? – спрашивает Астя.
– Сам я к Захару привык, – говорит Захар. – Только два Захара – это не один Захар, а как-то больше.
– Тогда лучше я буду называться Заром, как раньше, – говорит другой Захар. – Это я так назывался, когда ещё на острове жил, а когда сбежал, Захаром стал. А раз ещё один Захар появился, то я просто Заром буду, как раньше, а не как потом. Так что я теперь Зар, так меня и называйте.
– Как-то ты разволновался, – говорит Астя. – Разговорчивым стал.
– Это у меня имя разговорчивое, – говорит Зар.
Мы, радостные, из штаба вылезаем, смотрим – а полезная штука всё падает и на ходу превращается в вредную штуку, потому что никто уже двигаться не может и дышать приходится этой самой полезной штукой, потому что завалило ею всех с головой.
– Мы двигаться хотим! – кричат все гости, и через эту полезную штуку прокрикивается хорошо. – Мы ещё не допраздновали! Мы даже чай только наполовину разлили!
Мы из полезной штуки склепали останавливатель полезной штуки, остановили её падение и кое-как через завалы оставшейся полезной штуки до спящего волшебника добрались.
– Кимка! – кричит он, проснувшись. – Астя! Какие-то вы странные. То вас годами не видно, то сразу после сна появляетесь.
– Потому что нечего спать! – кричит Астя. – Убирать кто будет?
– А, – отмахнулся волшебник. – Полезного много не бывает, поэтому оно само минут через пять пропадёт.
– А мой рюкзак? – испугалась Астя.
– Видно будет, – недовольно говорит волшебник.
И только я хотел на всякий случай что-то полезное сделать, как улица расчистилась и деревья ветками закачали, как от ветра сильного. У Асти рюкзак остался, и даже снеговики остались, и всё, из полезной штуки сделанное, тоже. И даже у Зара имя осталось прежнее. И я говорю:
– Тогда мы домой пошли, родителей навестить, а то праздновать можно сколько угодно, а дома мы редко бываем.
Приходим домой. Астя в свою дверь вошла, мы с Демидом и Захаром – в свою, а Зар на лестничной клетке нас ждать остался как самый непричастный. Тут из какой-то квартиры тётенька высовывается и говорит:
– Пойдём, Зар, ко мне, а то что ты на лестничной клетке стоишь, как африканец какой-то.
А мы в дверь-то зашли, но дальше продвинуться не можем, потому что кремовые, пока я отсутствовал, раздваивались, раздваивались, и теперь вся квартира ими забита оказалась.
– Кимка! – кричит мне мама. – Ты, как старший, этих кремовых убери куда-нибудь, а то у нас уже второй месяц изображение плохое, почти ничего не видим, только по звукам в телевизоре догадываемся.
– Это хорошо, – говорю, – что догадываетесь, а то могли бы давно уже догадываться перестать при такой-то жизни.
– Какой-то ты, Кимка, категоричный стал, – говорит мама. – Тут вот на днях в телевизоре тоже одного категоричного показывали, почти как ты сейчас.
Тут папа на маму зашикал – тихо, говорит, не слышно ничего.
– Нам и самим как-то уже неловко, – шепчут кремовые. – Мы же не знали, что так будет, мы не специально.
– Ничего, – говорю. – Вы, Демид и Захар, набивайте ими пакеты, вниз несите и ждите меня там.
Я следом за ними тоже с пакетами вниз спустился и говорю гостям, которые ещё совсем не разошлись:
– Раз уж вы нам подарков не приготовили, тогда мы вам по кремовому подарим, только хорошо с ними обращайтесь.
– А чего по одному-то? – говорят гости. – Нам одного мало будет.
– Тогда по десять штук, – говорит Захар (а один кремовый у него на голове сидит). – Когда надоедят, соседям раздарите.
– По десять мы согласны, – говорят гости. – А то мы чувствуем, что в вас какая-то жадность просыпаться начала.
– Мы очень полезные, – говорят кремовые. – Нас главное в холодильнике держать, но можно и в тепле, если вам места не жалко.
Когда мы всех кремовых раздарили (нам даже показалось, что гостей стало в несколько раз больше, а, может, некоторые просто несколько раз в очередь за кремовыми становились), я самого первого кремового в холодильник сунул и сбегал на родителей посмотреть. У них теперь картинка в телевизоре появилась, и мама уже такой разговорчивой не была, а папа так вообще остолбенел. Смотрю я на них и вижу, что как-то они изменились, но что такого в них было нового – понять не могу.
Тут ко мне Захар подходит и спрашивает:
– Ты, Кимка, меня с собой возьмёшь? Я хоть и новенький, но куда угодно с тобой пойду, потому что старший брат для младшего – всегда пример.
– Вещи-то собрал? – спрашиваю я.
– А что мне их собирать! – радостно кричит Захар. – Не нужны мне вещи, я налегке!
– Тогда беру, – говорю я. – Раз ты к вещам не привязанный.
– И в дальние дали! – кричит Захар.
– Нет, – говорит Демид. – Я Кимку знаю, он сейчас в город пойдёт, потому что давно ни в каком городе не был, а ему интересно, зачем эти города вообще людям нужны.
Я слушаю это и думаю, как мой брат здорово за меня говорить умеет.
– Да, – только и говорю я.
Мы в Астину дверь звоним, а она оттуда в новом комбинезоне выскакивает.
– Смотрите! – кричит. – Справа! Слева! Анфас!
– Что это ещё за ерунда? – спрашиваю я.
– Зато красненький, – говорит Астя.
– Тебя в таком красненьком костюме в лесу волки первую съедят, – говорю я. – И им не хватит, и они ещё и меня съедят, а потом за остальных примутся.
