– А мне нравится, – говорит Захар, и Астя его по голове гладит.
Мы с Демидом смотрим на это и хмурыми такими становимся, потом Астя и нас по голове гладит, и мы снова веселеем. Тут Зар выходит из своей новой квартиры и говорит:
– Скучная в квартирах жизнь. Первые два-три года ничего, а потом надоедает, – и Демида за руку берёт. И мы прямо такой дружной компанией становимся, что хоть в поход с нами ходи.
На улицу выходим, а там гости за наше здоровье газировку пьют.
– Всё празднуете? – говорю я им.
– Не мешай, Кимка, у нас традиция, – говорят гости. – И вообще, гостей невежливо прогонять. Надо ждать, пока они сами расходиться не начнут.
А в городе уже вечер наступал, и люди на остановках выстраивались треугольниками и другими геометрическими фигурами.
– Чего это они так расфигурились? – спрашиваю.
– А это, – говорит Захар, – нововведение такое, так на остановках стоять не скучно. А те, кто гуманитарии, те могут в восклицательный или вопросительный знак выстраиваться.
– Пойдёмте, – кричит Астя, – выстроимся во что-нибудь! Давайте скорее, а то нам станет скучно на остановке стоять! – она это говорит, а мы на остановке не стоим даже.
Это так на неё комбинезон повлиял, потому что новый.
Мы выстроились в круг, чтобы те, кто за геометрию, мог считать это кругом, а те, кто за литературу, мог считать это точкой. Тут подъехал автобус, и водитель говорит:
– Раз вы уж выстроились, то давайте, залезайте в автобус, а то просто так у нас на остановках стоять не принято.
Мы тут на Захара выразительно посмотрели, а он говорит:
– Я думал, вам ехать куда-то надо. Мне про вас рассказывали, что вы на месте не стоите.
– У нас только, – говорит Астя, – автобусных билетов нет.
– А и не надо, – говорит водитель. – Вместо билета вы мне какую-нибудь теорему расскажите или песню спойте собственного сочинения.
Мы с Астей сразу же песню стали собственного сочинения петь, а водитель уши закрывал, потому что слишком к искусству чувствительным оказался. Потом Демид ему такую теорему доказал, что водитель долго в учебниках копался, чтобы выяснить, бывает ли это на самом деле, или это Демид сейчас новую эру в науке открыл. А Зар с Захаром нашу с Астей песню повторили, потому что сказали, что они посылали нам мысли, когда мы песню придумывали, а потому она и их сочинения тоже.
Водитель говорит:
– Я себя сейчас так чувствую, как будто с вами вокруг города десять раз пешком прошёл, какой уж тут автобус.
– Вы нас ещё и везти не будете? – возмутилась Астя.
Но водитель только рукой махнул, чтобы мы в салон проходили.
Первым новый Захар пошёл, чтобы обстановку проверить, а мы – за ним уже.
Заходим – а в салоне автобуса прямо на полу трава растёт и мхом всё застлано. И пахнет, как в лесу. Даже в лесу так, наверное, лесом не пахнет. А между сидениями всякие мелкие деревца растут.
– По вашим, – кричит нам водитель, – разработкам у нас тут лес растёт. Что-то вы там такое, Кимка и Астя, понаписали в диссертациях, что у нас теперь все автобусы экологичные.
– Надо же, – говорит Астя. – Я даже помню, что я там понаписала, и могу процитировать.
– Тоже мне, фокус, – говорит водитель. – После того как ваши диссертации нас наизусть учить заставили, её кто угодно процитировать может.
– Не зря же мы их стихами писали, – говорю я. – А то могли бы и прозой.
Это мы всё говорим, а сами запахом леса дышим и клубнику собираем пригоршнями. А водитель нас везёт по городу, и не по центральным улицам едет, а всякими закоулками.
– Закоулками, – говорит он, – интереснее. Так ездить сложнее. А то, когда просто ездишь, тогда можно и не ездить совсем.
А мы смотрим – лестница на второй этаж автобуса тоже вся заросла травой и мхом. Захар наш уже на верхней ступеньке сидит и бруснику дожёвывает.
– Вкусная, – говорит он, – брусника, жуётся хорошо.
– Так, – говорю я ему, – мальчик. Ты мне всего день как брат, а уже всю мою бруснику дожевал и на верхней ступеньке сидишь.
– А я наверх заглядывал, – говорит Захар. – Там неинтересно, там люди сидят.
– Стойте! – кричу я водителю автобуса. – Нам всем как-то выйти сразу захотелось.
Водитель остановился и посигналил.
– Это хорошо, – говорит он, – когда солидарность. И плохо, когда солидарности нет, потому что вы тогда договориться не смогли бы.
Мы вылезли из автобуса и сразу вглубь дворов пошли. Сначала один вход был, а потом целых три, и дальше ещё больше проходов между домами, а потом ещё и ещё. Открылось так много путей, что мы не знали, по какому идти, и только Астя знала, но показывала всё время в другую сторону.
– Забор нам нужен, – говорит вдруг Астя тихонько. – Давно у нас хорошего забора не было.
– А нам с Заром не нужен забор, – говорит Демид. – Мы и без него обойдёмся и лучше между домами походим.
– А я ещё маленький и забора никогда в жизни не видел, – говорит Захар.
– Ну, он такой… – говорит Астя. – Словами не рассказать, его строить нужно.
Демид с Заром пошли дальше в город, а мы нашли пустую площадку и давай на ней забор выстраивать – такой, чтобы ничего не отгораживал. Захар бегал и искал дрова, а жители домов ближайших начали нам старую мебель выносить.
– Держите! – говорят. – Надоела она нам ужасно, смотреть на неё не можем, а она на нас смотрит и не устаёт.
А один дяденька подозвал меня и говорит:
– Вот скажи мне, Кимка, ты знаешь, что такое ответственность?
– Знаю, – говорю. – Это когда на любой вопрос ответ можешь дать. Мы с Астей даже по два ответа на любой вопрос дать можем, а если каждый из нас по два ответа даст, то вместе четыре получится. Так что у нас четыре ответственности на двоих.
– А ты знаешь, Кимка, – продолжает спрашивать мужчина, – что такое водопад?
– Знаю, – говорю, – это когда вода падает. Только у вас вопросы несложные, а у меня забор недостроенный.
– А знаешь ли ты, Кимка, – спрашивает мужчина, – что такое недостроенный забор?
– Да, знаю, – говорю я. – Вон он стоит. А вы даже мебели старой не принесли, как будто у вас старой мебели нет.
– У меня вся нужная, – оправдывается мужчина.
– Нужной мебели не бывает, – говорю ему я, и мужчина этот задумался надолго.
