– А мы везде так, – говорю я ей.
– Я знаю, – говорит тётенька. – У нас про Кимку и Астю, про вас то есть, мультик сняли, и теперь про вас все знают, даже дедушки, и бабушки, и некоторые дети. Но на самом деле мультик взрослый получился, потому что для детей там всё слишком глубоко. Очень уж вы, Кимка и Астя, непростые люди.
– Да самые мы обыкновенные, – говорю я.
Тётенька закрывает глаза и кричит радостно:
– Обыкновенные из обыкновенных!!! – и объясняет: – Так у нас в мультике говорят. Хотя что это я вам рассказываю всё это. Давайте лучше я вам мультик покажу, тут у меня и телевизор неподалёку.
– Нам нельзя, – говорю, – мультик, потому что мы нетелевизионные.
– А ещё фильм есть, – говорит тётенька.
– И фильм, – говорит Астя.
– Ну тогда ничего не остаётся делать, – грустно говорит тётенька, – как отдать вам билет на спектакль сегодняшний, как раз про вас, премьера. А вы на одном сидении вдвоём поместитесь, вы худенькие совсем.
Мы билет взяли и спасибо сказали.
– Какие-то вы тихие, – говорит тётенька. – Может, это и не вы вовсе, а я тут билетами раскидываюсь такими драгоценными. Но вообще-то похожи.
Астя ей язык показала, и она успокоилась тут же.
– Извините, что я вас подозревала, – говорит. – Побегу я всем рассказывать, что вы на премьере будете.
Пока мы шли к театру, спрашивали у людей, как туда пройти, и они нам так радостно отвечали, как будто для того и на улицу выходили, чтобы нас встретить и дорогу показать. А к театру люди стекались – и все в футболках с нашими изображениями.
– Ой, – сказали нам контролёры. – Надо же, какие растрёпанные, как это замечательно!
Мы с Астей на одно сидение уселись и стали ждать.
– Не нравится мне как-то это, – говорю я. – Сидишь, ждёшь, а потом будешь смотреть и смотреть, а тебе будут показывать и показывать.
– Один разок можно, – говорит Астя. – Нам всё-таки билет дали, и на себя смотреть не стыдно.
Тут третий звонок прозвенел, и песенка заиграла с непонятными словами. И на сцену девчонка выбегает, на Астю похожая, а навстречу ей я бегу, тоже похожий очень.
– Кимка! – кричит Астя на сцене. – Я только вчера родилась и всё вырасти за день пыталась, чтобы с тобой пойти куда-нибудь далеко, а ты, я смотрю, так идёшь, как будто никуда далеко идти и не собираешься.
– Вообще-то похоже, – деловито говорю я Асте.
Зрители рядом хлопать начинают и нам говорят с разных сторон:
– А дальше можете и не смотреть, дальше вам неинтересно будет, а нам место одно освободится, мы тут одного зрителя в сумке с собой принесли, потому что билетов не хватило.
Мы с Астей послушались и пошли к выходу.
– Вот бы, – говорит Астя, – выйти не в театр этот, а куда-то ещё, а то в театр мы уже входили, и что там будет, знаем.
– Будет исполнено! – рявкнул наш волшебник, и это прямо со сцены.
– Теперь и выходить как-то боязно, – говорю я. – Мало ли чего он там придумал, куда нас отправить.
А волшебник страдальческим голосом ныть начинает.
– Я, – говорит, – забыл, сколько я вам там желаний должен. Мне всё кажется, что сначала было три, а потом или прибавилось, или нет. Иногда я думаю, что ещё три прибавилось, а когда я так думаю, я забываю, сколько я вам уже исполнил их. И всё, что помню, это что вас зовут Кимка и Астя. Как-то это никуда из головы не выветривается. А знаете ещё, что…
– Пойдём, Астя, – говорю я. – Очень уж у них постановка натуралистичная получилась.
– Что бы мы там ни говорили, не верьте нам, когда мы на сцене! – кричит Астя зрителям. – Я вот беру и устанавливаю такое правило, и даже на сцену мне лезть для этого не надо.
Тут мы вышли из зала – и сразу в наш двор, где мой и Астин день рождения праздновать продолжают.
– Мы уж не помним, сколько вам там, – говорят гости. – Но всё равно с днём рождения!
А Демид уже во главе стола сидит и нам рукой машет, потому что, оказывается, у него тоже в этот день день рождения, и слева от него Захар, а справа тоже мальчик какого-то нашего возраста. Светловолосый такой, улыбается.
А гости говорят так недовольно:
– Что же, раз вы пришли, хотя давно не приходили уже, то нам подарки дарить вам придётся? – и кружки за спину прячут. – Нам тогда пить не из чего будет, поэтому дарим вам свою доброту и признательность, а тебе, Кимка, парашют.
– Это ничего, что парашют, – говорю я. – Нам его с Астей на двоих хватит.
– Сейчас, – говорят гости, – ещё просветлённые явятся, только они не едят никогда ничего, а с прошлого года ещё и молчат, только улыбаются иногда.
Мы с Астей, пока гости сами шумели, по площадке прошлись. И, пока всякие просветлённые в мире появлялись, человечество в космос выходило и всякие случались прочие прорывы, тут ничего не поменялось, не выросло, кроме деревьев разве что.
– Как-то похоже, – говорю я Асте, – на то, что раньше было.
– Это раньше было то, – говорит Астя, – на что похоже сейчас.
– Заколдованное какое-то место, – говорю я. – И я даже знаю кем.
– Нет уж, – говорит наш волшебник. – Оно само по себе такое, я даже не старался.
А Астя как крикнет:
– Смотрите, летит!
Все как посмотрят в небо, чего это там летит, а Астя заявляет:
– Это я так, для общей бодрости.
– Смотрите! – тоже кричит волшебник. – Падает!
Ну и тут, конечно, как стало падать – мы даже понять не можем что. Вроде снег, но не холодный и не белый, а разноцветный.
– Удобная штука, – говорит волшебник. – Сам придумал.
Все из этой удобной штуки как стали снеговиков катать и кружки на них вместо шапок нахлобучивать. Кто-то эту удобную штуку ел. Какие-то дети ею дом облепляли, и тот становился разноцветным, и стёкла оконные окрашивались, так что получался не дом, а витраж. Астя себе рюкзак новый слепила, я – футболку, волшебник матрас себе слепил и спать улёгся, а те дети, которым мамы не разрешали животных заводить, выуживали из этой удобной штуки таких животных, от которых мамы ни за что не откажутся. Даже просветлённые оживились и втирали удобную штуку в лысины.
Волшебник спал, а нас заваливало и заваливало. Мы с Астей штаб соорудили и там отсиживались. К нам пробрались Демид с Захаром и ещё одним мальчиком. И Демид так мальчика незнакомого подталкивает, чтобы он ко мне шёл, а мальчик стесняться начинает с чего-то. Но потом подходит ко мне и говорит смело:
