в Берлине, в послевоенной Европе, на заре все еще зыбкого и неуверенного статус-кво, должен был стать призывом к жизни на земле, достойной человека; разве не оправдан этот пафос? Надо поднять голову и учиться чувствовать себя людьми, надо быть человеком, стать человеком – не большего и не меньшего требует тенденция этого фильма».
P. S.
Закономерен вопрос: неужели все эти смыслы, до которых надо докапываться, по многу раз возвращаясь к остановленным на бумаге кадрам, могут быть восприняты зрителем в стремительном течении сеанса?
Разумеется, нет. Даже самый искушенный специалист после первого просмотра фильма выносит из зала лишь общее, суммарное впечатление. Вспоминая картину (если она его взволновала), мысленно прокручивая ее кадры и сцены (часто не в той последовательности, как на экране), в беседе с друзьями, во «внутреннем монологе» зритель начинает постигать смыслы увиденного и пережитого. Возникают вопросы – к фильму, к себе, к людям.
Не потому ли мы ловим себя на желании пересмотреть быстротечный фильм, что значение многих его деталей можно понять, лишь зная целое, а целое – лишь понимая детали? Если фильм выдерживает повторный просмотр – его можно смотреть и в третий раз. Среди этого рода фильмов есть уже и такие, которые можно пересматривать и заново открывать для себя всю жизнь.
Матери и братья
Видишь ли одинаковую честь для всех? Так как естество наше равноценно, хотя образом мыслей мы и различаемся, то он и возвращает естеству древнюю его красоту. Когда был создан Адам, не было ни одного иноплеменника, ни скифа, ни варвара, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужского пола, ни женского, потому что он произвел двух из единого. Не природа родила рабство, но произвела свободная воля. Бывает рабство вынужденное, происходящее от несчастий голода или пленения. Есть и иной вид рабства – по собственному нашему побуждению, когда мы, вступая в брак с прислужницами, продаем свою свободу и идем под ярмо рабства. Но первое рабство произошло в силу дурного образа мыслей.
Иоанн Златоуст. Беседа о том, что один Законодатель Ветхого и Нового Заветов. IV в.
Сострадание есть единственная и действительная основа всякой свободной справедливости и всякого истинного человеколюбия, и лишь поскольку деяние истекает из него – оно имеет нравственную ценность.
А. Шопенгауэр. Обоснование этики. 1841
Кадры эпизодов «Траур по Вакулинчуку» и «Митинг на молу» из третьего акта «Мертвый взывает»
Нине Дымшиц и Михаилу Ямпольскому
В третьем акте «Броненосца» мне давно казался не совсем понятным, даже загадочным, один титр. Он появляется на экране в момент, когда на Новом молу Одесского порта траур по погибшему Вакулинчуку перерастает в протест против царящих в стране бесправия и деспотизма.
В титре – воззвание темпераментной брюнетки к собравшимся одесситам:
«Матери и братья, пусть не будет вражды и различия между нами!».
Здесь в новом контексте – и вряд ли случайно – появляется слово «братья», которым Вакулинчук спас жизнь матросов, обреченных на показательную казнь.
Но почему Эйзенштейн выбрал для титра именно такое обращение – «матери и братья», а не более привычное «братья и сестры»?
Или не менее возможное, хоть и громоздкое: «Отцы и матери, братья и сестры»?
Следом возникает еще один вопрос: связано ли с этим призывом название всего третьего акта фильма – «Мертвый взывает»? О чем и к кому взывает мертвый Вакулинчук?
Хроника одесских событий
Как большинство эпизодов фильма, траур по Вакулинчуку основан на реальных событиях. Сообщения газеты «Одесские новости», свидетельства современников и сочинения мемуаристов запечатлели факты разной степени достоверности. Краткий пересказ исторических событий позволяет понять, в какой степени Эйзенштейн их использовал и в каком направлении переработал[44].
Вечером 14 (27) июня 1905 года броненосец «Князь Потёмкин-Таврический», объявленный на собрании команды «территорией Свободной России», прибыл в охваченную всеобщей забастовкой Одессу. Руководители восстания приняли решение провести в Одессе демонстративные похороны убитого офицером Григория Никитича Вакуленчука[45].
На рассвете 15 июня тело погибшего доставили с броненосца на берег и разместили на Новом молу в специально сооруженной палатке, к которой приставили караул из матросов броненосца. На груди жертвы, по информации в газете, лежала записка:
«Одесситы, перед вами лежит труп зверски убитого старшим офицером броненосца „Князь Потёмкин-Таврический“ матроса Вакуленчука за то, что осмелился заявить, что борщ никуда не годится. Товарищи, осеним себя крестным знамением и постоим за себя! Смерть вампирам, да здравствует свобода!
Команда броненосца „Князь Потёмкин-Таврический“. Один за всех и все за одного. Ура! Ура! Ура!»[46]
С утра в порту начала собираться толпа. Вскоре команде броненосца сообщили, что к порту прибывают войска, чтобы разогнать людей. Тогда на мачте мятежного корабля подняли сигнальный флаг «Наш», означающий готовность к артиллерийской стрельбе: так восставшие предупреждали, что готовы открыть артиллерийский огонь по городу, если власти применят силу против народа. Этот сигнальный флаг красного цвета в контексте происходивших в Одессе событий неожиданно обрел политический подтекст, а уже в советское время произошло его полное отождествление с красным знаменем революции[47].
К полудню в порту собралось до пяти тысяч человек. Командующий Одесским военным округом приказал ввести в город из лагерей два пехотных полка и полк казачий. Войска окружили порт, перекрыли все выходы из него, никого не впускали и не выпускали: власти считали, что «надо уберечь город» от собравшихся в порту «неблагонадежных элементов». Но на территорию порта войска не входили, так как знали об угрозе броненосца открыть по ним стрельбу, если они начнут действия против собравшихся.
Все время порядок в городе и в гавани ничем не нарушался. После полудня рабочие, находившиеся в порту с раннего утра, и жители близлежащих районов, которые сочувствовали восставшему кораблю, постепенно начали расходиться по домам. Покинуть блокированный порт удалось не всем. С пяти часов вечера у Нового мола стала хозяйничать дикая толпа из отбросов общества, пьяных босяков, воров и любителей легкой наживы. Начался грабеж пакгаузов, бочки с водкой и вином были разбиты и распиты, в порту начались пожары. Вероятно, проникновение преступников на оцепленную войсками территорию порта было провокацией властей. С наступлением темноты войска, окружавшие порт, начали обстреливать толпу. Были убиты и ранены сотни человек.
В «Потемкине» показ жестокости тиранической власти и трагедии ее жертв перенесен на Одесскую лестницу. Но даже те, кто упрекал Эйзенштейна в искажении истории (в Одессе не было-де расстрела мирных горожан на лестнице), не могли отрицать репрессий в порту.
ФОТО ИЗ ЖУРНАЛА L'ILLUSTRATION. КАДР ЭПИЗОДА «ТРАУР ПО ВАКУЛИНЧУКУ»
Максим Штраух, друг детства Эйзенштейна и его ассистент в ранних фильмах, вспоминал, будто мотив расстрела на лестнице нашел он – еще при подготовке к фильму «1905 год» во французском журнале Illustration. Но память подвела его: там напечатано фото митинга
