день при дворе пости-двора переслал Митинага ларец, в котором был серебряный футляр для книг, зеркало и гребень из благовонного дерева. На крышке ларца было выгравировано стихотворение. Это был ответ на стих о парике16^. Судя по всему, госпожа Сакё так и не поняла, что над ней пошутили, и подумала, что ларец и в самом деле был подарком от государыни. По правде, та шутка и в самом деле была глупой.
Супруга Митинага приехала во дворец тем же утром, чтобы взглянуть на сына, уезжающего в святилище Камо. Он выглядел совсем взрослым и был полон благородства и достоин-
ства. Его кормилица госпожа Куро даже заплакала от радости. Из святилища он вернулся уже после полудня и весь день во дворце были танцы, но танцоры не слишком старались, потому что никого из важных сановников не было. Красота одного из них, господина Канетоку, заметно увяла за минувший год, и мне, хотя мы и не были лично знакомы, было жаль его — он послужил словно напоминанием о мимолетности жизни и беге времени.
В двадцатый день Двенадцатого месяца я вернулась ко двору из дому. Когда-то, именно в этот день, я впервые перешагнула порог дворца. До того я казалась самой себе странником в мире мечтаний, но, к сожалению, придворная жизнь все изменила. Был уже поздний вечер, государыня постилась, поэтому мы не пошли к ней. Уже ложась в постель, я почувствовала себя ужасно одинокой. Кто-то из дам заметил, что во дворце все совсем не так, как дома: «Дома мы бы
Кончается жизнь, и кончается год, 14 ветер шумит, навевая тоску.24 В те времена среди аристократов практиковалось чернение зубов с помощью окислов железа в качестве знака общественного пре-покой нарушается звуками шагов в коридоре». Слушая их ребяческую болтовню, я вдруг прошептала:
Той безлунной ночью, последней ночью в году, обряд изгнания злых духов закончился рано. Я очернила зубы24, немного привела себя в порядок и присела отдохнуть, когда пришла Бэн-но Найси. Вскоре, впрочем, она пошла спать. Портниха государыни села у дверей и стала давать указания одной из служанок. Вдруг со стороны покоев государыни раздался какой-то шум. Я попробовала разбудить Бэн-но Найси, но та спала слишком крепко. Донесся дикий крик Я так перепугалась, что не знала, что делать. Может, пожар? Не поте туда! Туда! О, боги! Государыня у себя, идемте же к ней!» Я растолкала Бэн-но Найси, и мы втроем выскочили в коридор. Спустя какое-то время выяснилось, что кричали Югэй и Ко-хёбу. Когда их обнаружили, они были совершенно голые — у них похитили одежду. На кухне уже никого не было, и даже стражники и слуги уже ушли — напрасно мы звали их на помощь. Кто-то пошел будить служанок, а я, от возбуждения позабыв о своей застенчивости, велела разыскать распорядителя свиты государыни господина Хёбу. Его искали по всему дворцу, но так и не нашли. Тут я действительно начала выходить из себя, но вдруг в дальнем конце коридора наконец появился помощник Главного церемониймейстера Сукэ-нари. С ним шли слуги, несшие в руках лампы и факелы. Спустя какое-то время узнать, что произошло, прибыл сановник из свиты государя, но мы все еще были в таком замеша-взять платья из гардероба государыни и отдать их обворованным дамам. Новые одежды, готовившиеся специально к празднику дарения рисовых лепешек, не были украдены, поэтому и Югэй и Кохёбу отнеслись к происшествию спокойнее, чем можно было ожидать. Я до сих пор вспоминаю, как жалко они выглядели, и едва ли у кого-то язык повернется назвать этот случай забавным. Не знаю, посмеивался ли кто тайком, но то, что это событие оживленно обсуждали — это уж точно.
Гадатели объявили первый день нового года несчастливым, и даже рисовых лепешек, полагающихся к празднику, печь не стали. На третий день наследника показали государю, и именно в этот день начался праздник, длившийся три дня. В первый день дамы нарядились в накидки, сочетавшие алый цвет с бархатистокрасным и красные кимоно, которые дополняли шлейфы спокойных то-накидки и шлейфы, вьцпитые цветами. На третий день мы оделись в многослойные белые парчовые одежды и накидки спокойных опенков. Когда мы одеваем темно-фиолетовые шелковые верхние накидки, нижние накидки должны быть темно-красного цвета, а когда мы носим темнокрасные верхние накидки, то обычно одеваем темно-фиолетовые нижние накидки. Весьма живописно можно комбинировать также цвета слоев нижних одеяний; например, последовательное сочетание светлого и темно-зеленого, спокойного красного, золотисто-желтого и светлого и темно-малинового выглядят весьма и весьма эффектно.
Госпожа Сайсё несла меч наследника. Митинага взял младенца на руки и приблизился к императору. Госпожа Сайсё была одета в нижнюю накидку с семью обшлагами, поверх которой была одета четырехслойная
а кимоно было расшито узорами. Этот китайский стиль очень красил ее. Волосы Сайсё были уложены даже более тщательно, чем обычно, а по ее манерам можно было сразу сказать, что она уже не первый год служит при дворе. Она довольно высокого роста, притом худенькой ее не назовешь, и у нее миниатюрные черты лица. При всем этом Сайсё очень искусно пользуется гримом.
Госпожа Дайнагон очень маленького роста и пухленькая. У нее белая нежная кожа и она очень красива, при том что и одевается всегда весьма изящно. Волосы у Дайнагон очень длинные, и если бы она не закалывала их изумительно красивыми резными шпильками, они ниспадали бы на пол. Ее лицо прекрасно, ее манеры изящны и очаровательны.
Госпожа Сэндзи также невелика ростом, но весьма надменна. У нее красивые блестящие волосы, кото-шинства дам. А какая у нее стать! Ес- //fa ли, к примеру, идешь за ней следом, [f/J то невольно ощущаешь, что на ее фо- /Л не сильно проигрываешь. Она под- /£ линный образец благородства. й// Но если я хочу продолжить описа- | У ние придворных дам, мне следует /х* быть поосторожней, иначе я вполне могу прослыть старой сплетницей. If у Поэтому дальше я буду описывать лишь все положительное в облике [ и характере дам и воздержусь от 7/(J упоминания всего прочего.
Итак, госпожа Косёсё — весьма бла-городная и очаровательная дама. Она [/yJ напоминает мне плакучую иву. Косёсё У настолько застенчива, что, кажется, та- /£ ится даже от себя самой. Она по-дет-ски чиста, и если какой-то недобрый У человек скажет ей что-нибудь дурное, /х* она тут же теряет присутствие духа и, кажется, вот-вот
