они – родственники, а у него зарплата меньше, чем у тебя. Думаешь, так будет всегда?
– Так у меня и ответственность другая, и обязанностей больше.
– О чем ты говоришь? Они – собственники. Сдадите новое здание, тебе и зарплату сразу срежут, и не нужен никому станешь, если будешь так себя вести.
– Что значит, так себя вести?
– Не успел устроиться, уже уходить собрался.
– Вера, ну как я смогу работать, когда ты тут лежишь? Ничего на ум не идет.
– Седой уже, а все как маленький.
– Возможно, я не прав. Но все равно, посижу пока с тобой. Запустили уже – дальше некуда, – Вера, видимо, хотела еще что-то возразить, но только махнула рукой:
– Неисправимый, – это ее коронное словечко по отношению ко мне означало крайнее недовольство. Я сменил тему разговора
– Желудок сильно болит?
– Изжога, – ответила Вера, помолчав.
– Да что же это такое-то? Все враз: и желудок, и почки, и легкие! Дышать тяжело?
– Слабость.
Помню в молодости, когда в финальной схватке по самбо передо мной вышел мой друг и самый опасный противник, мне стоило больших усилий настроиться на борьбу. Слабость навалилась перед выходом на ковер, но настроился и победил. Одержимость тогда толкнула к победе. И теперь предо мной был самый близкий человек, и предстояла борьба. Жестокая борьба…
День за днем, исподволь, как-то почти незаметно в Верином поведении стало что-то меняться. Тот самый глубинный стержень, который мы называем «царем в голове», надломился. Она по-прежнему, была и податливой, и покладистой, и в то же время становилась чужой. Спокойный, осмысленный взгляд приобретал какой-то гипнотический отблеск. Я поначалу не замечал эти изменения. Казалось, до чего же выразительные глаза!
Вера все активнее противостояла воздействию моих рук. Ее фраза «Может и есть в тебе что-то» не выходила у меня из головы, маячила немым укором, будто пригласил гостей, а сам стою перед дверями и не знаю, где ключ от замка.
Около полуночи, закончив молитву, я присел на табурет, привычно, без особого энтузиазма поводил ладонью над животом. Сонливость одолела, и уже собрался было готовиться ко сну, как вдруг услышал:
– Зачем ты меня вытащил? – Вера проговорила это едва слышно, в дреме, будто видела меня. «Вытащил» означало: спас в ту ночь, когда старуха с косой впервые пожаловала к нам. Я действительно вернул Веру с того света. Но почему она спрашивает об этом? Она ли это?..
Можно, бесконечно судить о раздвоенности сознания, о психических изменениях личности…
Интернет, зародившись, объединил людей. Поставил их во всемирную толпу. А в толпе можно услышать всякое. Такое, например:
«Ученые из двух американских исследовательских центров – Райса и Джонса Хопкинса вместе с коллегами из Тель-Авивского университета проанализировали в своей статье примеры социального поведения раковых клеток. Они пришли к выводу, что злокачественные клетки «договариваются» о совместных действиях – метастазировании, выработке устойчивости к лекарствам. В отчете об исследованиях приводятся доказательства того, что раковые клетки взаимодействуют, пытаясь спастись от воздействия химиотерапевтических препаратов. Механизм, по мнению ученых, такой: некоторые типы раковых клеток способны обнаруживать присутствие химиотерапии и посылать сигнал тревоги. Получив предупреждение, другие клетки опухоли переходят в состояние покоя, сохраняют жизнеспособность, но не могут делиться, – отмечают исследователи. – Если опасность миновала, получают соответствующий сигнал и возвращаются в свое обычное состояние».
С работой я расстался, и уже ничто не отвлекало меня от целительства. С одержимостью паломника я отрешился от всех мирски́х забот и погрузился в лабиринты биоэнергетики. Уставая, обливался холодной водой, и снова брался за дело. Тревога нарастала. Однажды под утро, сидя на табурете, вдруг слышу, как сквозь сон Вера бормочет:
– Выдумал… Сам-то веришь? Алешка женится… У Витальки внук родится… Буровит, а сам даже не верит, что буровит. Переедем жить… Куда переедем? Плетет языком что попало, – уличала меня во лжи. Лексикон вызывающий, необтесанный. Вера стала не своя.
Разудалая тройка коней
Понеслась, бубенцам звеня.
На снегу от полозьев саней
Поползла по полям колея.
Глава 13 Откровение
Эту болезнь скрывают близкие перед своими. Ее стыдятся сами больные. Ее сотни лет замалчивали города и веси. В ней видится наказание за грехи и темная сила. И что-то еще, с чем страшно сталкиваться человеку. Рак – условное название злокачественной опухоли – подчеркивает повадки болезни: нападает из засады. Рак загадочен и неумолим. ЗЛОкачественную опухоль назвали так в противовес ДОБРОкачественной. Если бы не было онкологических симптомов, то и добра бы низачто не было в обычной опухоли. Она воспринималась бы как чирей.
Живот у Веры снова раздулся. Притронувшись, я ощутил упругость натянутой кожи.
– Тугой, как мяч, как скоро повторилось! Татьяну Гавриловну надо звать.
– Да, надо, – ответила Вера и печально улыбнулась.
– Ну что, давай на завтра? Думаю, найдет время, приедет.
– Давай.
– С утра позвоню ей.
– Витале сначала позвони. Может, он занят будет.
– Сейчас позвоню, – я взял телефон.
– Виталя, завтра после обеда надо за врачом съездить. Сможешь?
– Завтра?.. – он помолчал и добавил решительно: – Смогу.
– Я спрошу, во сколько ей удобно, потом перезвоню тебе.
– Хорошо, – ответил сын. Вера внимательно прислушивалась. Она, как все немощные люди, жадно улавливала любую информацию извне.
На следующий день Татьяна Гавриловна, по прибытии, без промедления приступила к делу. На этот раз я решил присутствовать.
Осторожно подвел Веру к стулу, усадил. Она сняла ночную сорочку, подала мне, попросила принести ведро. Врач обогнула ей туловище снизу живота концом пленки, другой конец которой запустила в ведро. Надела перчатки, смазала ватным тампоном пятнышко на животе, вколола обезболивающий препарат, выпрямилась.
– Подождем немного.
– Часто приходится этим заниматься? – спрашиваю у нее.
– О!.. Тут опыт нужен. Молоденькие, даже у нас, не все умеют. А уж в других больницах подавно.
– Да. Пожалуй, дома не каждый хирург, даже опытный, согласится. Мало ли чего может произойти.
– О-о-о! Сколько наслушались! Бывали случаи, протыкали кишку. Тогда уж, точно: – на операцию. Опасно это… – я насторожился.
Когда обезболивающий укол возымел действие, Татьяна Гавриловна надрезала кожу. Натужно проворачивая, вставила в надрез специальную трубку. Жидкость вытекала по трубке в ведро. Раздутый живот утягивался на глазах. Вера смотрела на шокирующие действия с поразительной выдержкой, будто царапину йодом смазывали.
Четвертый лапароцентез оказался той самой отправной точкой, после чего Вера осеклась.
По окончании процедуры я помог ей одеться и уложил на кровать. Проводив гостью, вернулся в комнату и прилег отдохнуть. Задремав, неожиданно услышал телефон. Нашарил мобильник, смотрю: сын.
– Да, Виталя.
– Папа, можешь говорить?
– Могу, – ответил я, спросонья не уловив подвоха в вопросе.
– Врач сказала, что мама до конца месяца не дотянет, –
