– Почему Клинкер? – спросил Мейсон.
– Юмор такой. – Глаза и губы старика и не думали улыбаться.
– Юмор? – переспросил Мейсон.
– Да, я раньше в кочегарке работал. Клинкер там постоянногремел и звенел. Я так его назвал, потому что вечно он грохотал и всеопрокидывал.
– Любите его? – спросил Мейсон.
– Он единственный мой друг во всем мире, – хрипло сказалЭштон.
Мейсон поднял брови.
– Я ведь привратник. По-настоящему я не работаю. Дом многолет заперт. Хозяин жил в Карменсите. Мое дело – бродить кругом, убирать двор даподметать ступеньки. Раза три-четыре в год хозяин устраивал уборку, всеостальное время комнаты заперты и ставни закрыты.
– Там никто не жил?
– Никто.
– Зачем же он арендовал дом?
– Так уж надо было.
– И хозяин оставил завещание?
– Да. По завещанию, за мной остается место, пока я могуработать, а если не смогу – обо мне должны позаботиться.
– Наследники – двое внуков?
– Трое. Но в завещании упомянуты двое.
– Расскажите о ваших неприятностях, – предложил Мейсон.
– Хозяин сгорел во время пожара в загородном доме. Я об этомне знал, пока мне утром не позвонили по телефону. Владелец дома теперь – СэмЛекстер. Он красивый мальчик, но не любит животных, а я не люблю тех, кто неумеет обращаться с ними.
– Кто был в доме во время пожара? – спросил Мейсон.
– Уинифред. То есть Уинифред Лекстер, внучка. Потом СэмЛекстер и Фрэнк Оуфли – внуки. Миссис Пиксли была – экономка. И еще сиделка –Эдит де Во.
– Еще кто? – спросил Мейсон.
– Джим Брэндон, шофер. Ушлый парень. Знает, с какой стороныхлеб маслом намазан. Поглядели бы вы, как он Сэма Лекстера обхаживает.
Эштон даже стукнул по полу костылем, чтобы выразитьотвращение.
– Еще кто?
Эштон пересчитал по пальцам тех, кого уже упомянул, идобавил:
– Нора Эддингтон.
– А она что за человек? – Мейсон, очевидно, наслаждалсязрелищем этих разных характеров, увиденных циничными глазами Эштона.
– Корова она, – ответил Эштон. – Послушная, доверчивая,добрая большеглазая дурища. Но ее не было, когда дом загорелся. Она приходящая.
– Когда дом сгорел, работы для нее не осталось?
– Верно. Она после того и не приходила.
– Так ее можно и не считать. Она в деле не фигурирует.
– Можно бы, – сказал Эштон со значением, – если бы она небыла влюблена в Брэндона. Воображает, что Джим на ней женится, как разбогатеет.Ну, пробовал я объяснить ей кое-что насчет Джима Брэндона, да она и слушать нехочет.
– Откуда же вы так хорошо знаете этих людей, если вы живетев городском доме, а они – за городом?
– Так я ж туда, бывало, приезжал.
– Вы ездили на машине?
– Да.
– Машина ваша?
– Нет, хозяин держал ее возле дома для меня, чтоб я могприезжать к нему за инструкциями. Он терпеть не мог сам ездить в город.
– Что за машина? – спросил Мейсон.
– «Шевроле».
– Больная нога не мешает править машиной?
– Этой – нет. На ней есть дополнительный тормоз. Ручной.
Бросив многозначительный взгляд на Деллу Стрит, Мейсон сноваповернулся к морщинистому лысому старику:
– Почему же Уинифред не упомянута в завещании?
– Никто не знает.
– Значит, вы сторожили городской дом?
– Именно так.
– Адрес городского дома?
– Ист Вашингтон, тридцать восемь двадцать четыре.
– Вы все еще живете там?
– Да, и еще Лекстер, Оуфли и слуги.
– Другими словами, когда сгорел дом в Карменсите, онипереехали в городской дом, так?
– Так. Они бы все равно переехали после смерти хозяина. Они неиз тех, кому нравится жить в деревне. Городское любят.
– И они возражают против кота?
– Сэм Лекстер возражает. Он душеприказчик.
– В какой именно форме он возражает против кота?
– Сказал, чтоб я избавился от животного, иначе он егоотравит.
– Причину объяснил?
– Не любит он кошек. А Клинкера особенно не любит. Я внизусплю и окно держу открытым. Клинкер прыгает туда-сюда, знаете небось: нельзя жекота взаперти держать. А у меня нога больная, не могу я много выходить. Клинкерсам гуляет. Когда дождь, лапы у него пачкаются. Прыгнет в окно – и всю грязьмне на постель несет.
– Окно над вашей кроватью? – спросил Мейсон.
– Прямехонько над ней, там Клинкер и спит. Никому он немешал. Сэм говорит: он белье портит, счета из прачечной большие. Счета! А ужон-то за ночь в клубе тратит – на десять лет хватит прачечную оплачивать!
– Он – свободный художник, значит? – добродушно спросилМейсон.
– Был раньше, сейчас не совсем. Деньги-то не получить.
– Какие еще деньги?
– Ну, которые хозяин оставил.
– Мне показалось, вы упомянули, что он их поровну поделилмежду двумя внуками?
– Ну да – то, что они смогли найти.
– Так они не все нашли? – заинтересованно спросил Мейсон.
– Незадолго до пожара, – Эштон, казалось, получал от своегорассказа удовольствие, – хозяин уладил свои дела. Получил наличными большемиллиона долларов. Никто не знает, что он сделал с деньгами. Сэм Лекстерсчитает, что он их где-то зарыл, но я-то лучше хозяина знаю. Думаю, он их всейф положил под чужим именем. Не доверял он банкам. Банки, говорил, в лучшиевремена твоими денежками пользуются и прибыль наживают, а в худшие объявляют,что очень, мол, жаль, но вернуть их они не могут. Года два назад он так деньгив банке потерял. Хватило с него.
– Миллион наличными? – переспросил Мейсон.
– Конечно, как же еще он мог их получить? – ощерился Эштон.
Перри Мейсон поглядел на Деллу Стрит и спросил Эштона:
– Вы сказали, Уинифред исчезла?
– Да, и я ее не осуждаю. Остальные с ней не церемонились.