Как, например, потребность в крови.
После нападения на академию «Вечная ночь» эта ячейка ЧерногоКреста залегла на дно. Это значит, что мы прятались в одном из надежных убежищ— в этом самом складе, где воняло старыми автомобильными покрышками, а весь полбыл заляпан маслом, — и спали на раскладушках. Наружу выходили только дляпатрулирования, чтобы не прозевать вампиров, которые могли явиться мстить.Практически каждую секунду мы проводили в подготовке к грядущим битвам. Кпримеру, я научилась точить ножи и (что особенно странно и неприятно) строгатьколья. А теперь охотники принялись учить меня сражаться.
Уединение? Забудьте! Хорошо хоть, тут имелась дверь втуалете. У нас с Лукасом почти не было возможности остаться вдвоем. И что ещехуже, я не пила кровь вот уже четыре дня.
А без крови я становилась слабой. И голодной. Жажда кровивсе сильнее и сильнее овладевала мной, и если так продлится еще немного, незнаю, что я сделаю.
Но ни под каким видом я не могла пить кровь на виду укого-либо из Черного Креста, за исключением Лукаса. Когда во время учебы вакадемии он увидел, как я укусила другого вампира, я думала, что он дажесмотреть в мою сторону больше не станет; но Лукас все равно любил меня.Сомневаюсь, что другие охотники оказались бы способны настолько изменить своюточку зрения. Если хоть кто-нибудь в этом помещении увидит, как я пью кровь, иобо всем догадается, я точно знаю, что произойдет. Они в мгновение оканакинутся на меня.
Даже Дана, лучший друг Лукаса, которая до сих норпосмеивается над тем, что мне удалось победить Эдуардо. Даже Кейт, считающая,что я спасла Лукасу жизнь. Даже Ракель, моя школьная соседка по комнате, присоединившаясяк Черному Кресту вместе со мной. Каждый раз, взглянув на них, я напоминаласебе: они убьют меня, если узнают.
— Опять арахисовое масло, — сказала Дана, когда мы сели напол около своих раскладушек, прихватив скудный обед. — А ведь когда-то,давным-давно, я даже любила его!
— Уж лучше это, чем лапша,— заметил Лукас. Дана застонала. Яс любопытством взглянула на него, и он добавил: — В прошлом году мы какое-товремя просто больше ничего не могли себе позволить. Представь: целый месяц мыели только спагетти или лапшу со сливочным маслом. И даже если мне большеникогда в жизни не доведется ее попробовать, я плакать не буду.
— Да какая разница? — Ракель размазывала арахисовое масло покуску хлеба так бережно, словно это икра. Все четыре дня после того, как ЧерныйКрест согласился нас принять, она не переставала улыбаться. — Ну да, мы необедаем каждый вечер в шикарном ресторане. Ну и что? Зато мы делаем что-тоочень важное. Что-то настоящее!
Я заметила:
— Вообще-то, сейчас мы в основном сидим на складе и трижды вдень едим сандвичи с арахисовым маслом, даже без желе.
Ракель ничуть не смутилась:
— Это небольшая жертва. Оно того стоит. Дана любовновзъерошила короткие черные волосы Ракель.
— Слова новичка. Посмотрим, как ты запоешь лет эдак черезпять.
Ракель просияла. Ее приводила в восторг мысль о том, что онапроведет в Черном Кресте пять лет, или десять, или всю жизнь. После того как еепреследовал вампир в школе и привидение дома, она хотела только одного —надрать чью-нибудь сверхъестественную задницу. И пусть для меня эти четыре днябыли странными и голодными, я никогда не видела Ракель такой счастливой.
— Через час выключаем свет! — прокричала Кейт. — Если что-тонужно, делайте сейчас!
Дана и Ракель разом засунули в рот остатки сандвичей и направилисьв импровизированный душ, устроенный в задней части склада. Сегодня вечеромтолько первые несколько человек из длинной очереди сумеют помыться, и толькоодному–двоим хватит теплой воды. Может, они собираются подраться за место вочереди? Единственная альтернатива — втиснуться туда вдвоем.
Я чувствовала себя слишком измотанной и не могла дажеподумать о том, чтобы раздеться, хотя и сильно вспотела.
— Утром, — пробормотала я то ли Лукасу, то ли самой себе. —Я помоюсь утром.
— Эй! — Он положил мне руку на предплечье, такую сильную итеплую. — Ты вся дрожишь.
— Еще бы!
Лукас поерзал и уселся вплотную ко мне. Его высокая фигура,мускулистая, но вместе с тем гибкая, заставляла меня чувствовать себя маленькойи хрупкой, а его темно-золотистые волосы выглядели роскошно даже в этом мрачномпомещении. Он был таким теплым, что я представила, будто сижу зимой передкамином. Лукас обнял меня за плечи. А я положила голову ему на плечо и закрылаглаза. Так можно притвориться, что вокруг нас нет пары десятков смеющихся,болтающих людей, что мы вовсе не на сером отвратительном складе, воняющемрезиной, Что в мире нет никого, кроме Лукаса и меня.
Он пробормотал мне на ухо:
— Я за тебя беспокоюсь.
— Я тоже за себя беспокоюсь.
— Изоляция не продлится слишком долго. Тогда мы сможемраздобыть тебе немного... в смысле, что-нибудь поесть, а потом решим, чтоделать дальше.
Я поняла, что он имеет в виду. Мы собираемся бежать, какпланировали еще до нападения на «Вечную ночь». Лукас хотел выбраться из ЧерногоКреста так же сильно, как я. Но для этого нам нужны деньги, свобода ивозможность обсудить планы наедине, а пока остается только терпеть.
Я посмотрела на Лукаса и увидела тревогу в его глазах.Положив руку ему на щеку, я почувствовала, как колется щетина.
— Мы справимся. Я знаю, что справимся.
— Предполагалось, что это я буду заботиться о тебе. — Он неотводил от меня взгляда, словно пытался отыскать решение наших проблем у меняна лице. — А не наоборот.
— Мы можем заботиться друг о друге.
Лукас крепко обнял меня, и на несколько секунд я забыла обовсем на свете.
— Лукас! — Голос Эдуардо эхом отразился от бетона и металла.Мы посмотрели вверх и увидели, что он стоит рядом, скрестив руки на груди. Отпота на его футболке проступила темная буква V. Мы с Лукасом отпрянули друг от друга— не потому, что нам стало стыдно, а просто никто не умеет испортитьромантическое настроение быстрее Эдуардо. — Я хочу, чтобы сегодня ночью ты впервой смене наблюдал за периметром.
— Я ходил две ночи назад, — возразил Лукас. — Моя очередьеще не наступила.
Эдуардо нахмурился еще сильнее.
— С каких это пор ты начал хныкать насчет очереди, как пацанна игровой площадке, который желает покататься на качелях?
— С тех самых, как ты перестал даже делать вид, чтопоступаешь справедливо. Притормози, ладно?
— Или что? К мамочке побежишь? Потому что Кейт хочетувидеть, как ты доказываешь свою преданность. Мы все хотим.
Лукас очень много раз нарушал правила Черного Креста — кудачаще, чем было известно членам этой ячейки.
