Мой отец за свою профессиональную жизнь успешно выполнил не одну сложнейшую миссию. Последнюю помешало выполнить сердце, которое просто взяло и остановилось. Оно исчерпало свой ресурс — побочные последствия сложной работы. Накануне отцу исполнилось семьдесят. За плечами осталась интересная, насыщенная, богатая событиями и свершениями жизнь. Возможно, он мог бы прожить еще лет пятнадцать — на радость семье и своему руководству, — но судьба распорядилась иначе. Кто-то из известных людей сказал: душа — это память. Жизнь моего отца обогатила не только его собственную душу, но и души всех его близких, так много событий, теплых воспоминаний и благодарности связано с его именем.
Мой отец знал восемь восточных языков и имел множество государственных наград. Первый свой орден он получил в Георгиевском зале Кремля из рук Брежнева. Мне тогда не было и восьми, но я помню всю торжественность того дня для нашей семьи. Позже папа получал свои награды из рук Черненко и Андропова, а потом Ельцина и Путина. Последний орден, приуроченный к семидесятилетию, ему вручил Дмитрий Медведев. Такова наша жизнь: меняются правители, а с ними общественный строй и путь, по которому движется наше многострадальное Отечество, но истинные профессионалы остаются всегда, потому что делают свое дело. И умеют делать его ХОРОШО. Их невозможно заменить ни при одном политическом курсе, какой бы ни взял новый правитель, оказавшийся у руля. Рыцари в Средние века мудро говорили: «Делай, что должно — и будь, что будет!» Адаптируя эти слова к нашим реалиям, я перевела их для себя так: профессионализм внутри тебя — это залог успеха при любой обстановке извне. Делай то, что ты умеешь, и старайся делать это лучше всех. И будет тебе счастье — и профессиональное, и личное.
Умер мой папа неожиданно, не болея ни секунды — прямо на работе, во время важной встречи. Отец и его собеседник сидели в заведении с арабской кухней, пили зеленый чай и вели неторопливую беседу, со стороны казалось, что просто дружескую, задушевную. На самом деле шел разговор государственной важности. Но о чем именно, теперь мы не узнаем никогда. Содержание той беседы навсегда останется тайной. Так, наверное, умирают настоящие профессионалы — без болезней, без жалоб и… без предупреждения! Он просто извинился перед собеседником, встал из-за стола, вышел на воздух — и умер. В последние секунды своей жизни папа смотрел на Остоженку. На этой улице он более сорока лет тому назад познакомился с моей мамой: она жила недалеко, в арбатских переулках, и по вечерам шла домой из института вдоль по Остоженке. Здесь же за углом и маленькое кафе, где у папы с мамой было первое свидание. А у кольцевой станции метро — палатка с цветами. Там у папы была знакомая продавщица. В конце шестидесятых, во времена тотального дефицита, она прятала для него розы. Когда бы он ни пришел, его ждали свежесрезанные, роскошные, покрытые росой чайные розы. Папа покупал их для мамы на каждое свидание, не пропустил ни одного! Удивительно, но и кафе, и палатка — по сей день на своих местах! Позже по Остоженке, от Гоголевского бульвара в сторону парка им. Горького, папа катал в коляске маленькую меня…
В то ноябрьское утро шел проливной дождь. Сквозь пелену этого тоскливого серого осеннего дождя папа глядел на улицу своей юности и первой любви, оказавшейся и последней. В конце шестидесятых Остоженка была старинной московской и в то же время веселой студенческой улицей — здесь были ИнЯз и МГИМО. Институт им. Мориса Тореза и ныне здесь, только под другим витиеватым университетским именем. Институт международных отношений давно перебрался на юго-запад столицы, уступив свое здание Дипакадемии, а Остоженка нынче — Золотая Миля для богатых. Здесь престижно жить, есть и пить в местных ресторанчиках, и даже просто гулять. Возможно, и умирать тут престижно… если бы умирать не было так больно, так тяжело и так безысходно. Но если мы могли бы выбирать место для ухода, то папа выбрал так, что лучше и не придумаешь. Остоженка — знаковая улица для его судьбы, а с ним — и для судьбы всей нашей семьи.
После той роковой встречи его ждали все. Дома ждала мама с приготовленным обедом, на следующий день в гости ждал сын, готовящийся отметить тридцатилетие. А через три дня мы должны были встретиться все вместе, чтобы разом отметить круглые даты — папино семидесятилетие, мое сорокалетие и тридцатилетие брата. И даже собеседник за столом терпеливо ждал папу, ведь он думал, что тот просто вышел. Все ждали его, и никто не ждал такого неожиданного конца. Папа поступил, как всегда, нестандартно.
Имам в мечети сказал мне, что так Всевышний забирает только очень хороших, светлых людей.
Отец ушел как настоящий мужчина — без слез, без прощаний, не пугая и не расстраивая свою жену, с которой прожил большую часть жизни, сына, дочь и внучку. Боль пришла потом… И еще несколько дней после того, как мы узнали, что папы больше нет, мы все равно ждали его возвращения! Как обычно бодрого, жизнерадостного, всегда готового к шутке и доброму слову. Мы не могли поверить, что он умер, настолько жизнеутверждающим он был.
Более позитивного человека, чем мой папа, я пока еще не встречала в своей жизни. Мой отец ни секунды не был ненужным, слабым, старым и лишним. Он ушел желанным, красивым, любимым и профессионально востребованным. И хотя мне безумно больно его потерять, я вынуждена признать: папа ушел красиво. Мне трудно, невозможно представить отца больным, дряхлым, беспомощным, безденежным, чтобы санитарка выносила из-под него «утку», а мама кормила его с ложки. Мой папа был и остается для меня самым успешным мужчиной на свете. Никто и никогда не дарил и не подарит мне столько подарков, тепла и слов поддержки. «Все будет хорошо!» — вот его коронное напутствие всем нам. Теперь я говорю это сама себе — от имени отца и в память о нем. Это позволяет мне не только держаться, но и стремиться вперед, ведь мой папа желал для меня всего самого лучшего. На него и его веру в меня я и стараюсь равняться сегодня.
В первые дни, когда папы не стало, у меня возникло ощущение, будто меня бросили. Бросил самый любимый мужчина. Другие мужчины в нашей женской судьбе могут приходить и уходить, а эта потеря совершенно невосполнима. Хотя общались мы не так уж часто — папа почти всегда был в далеких командировках, в регионах, которые курировал.
На похоронах отца, когда отзвучали троекратные залпы почетного караула в его честь и гимн России, мама сказала: «Мой муж был влюблен в свое дело. Я всегда знала, что для него не так важна я и дети, как его работа». При этом в ее словах звучала не обида, а гордость.
Ни разу в жизни папа не позволил себе дурного слова о моей работе в прессе, хотя, подозреваю, что коронная тематика любимой дочери — секс и остросоциальный репортаж — его не слишком радовала. Вслух он всегда желал мне удачи и хвалил особо удачные репортажи. Но мне все-таки казалось, что про себя он считает мою работу несерьезной. Хотя лично я считаю, что в нашем многогранном мире имеет право на существование не только важная политика и замороченная экономика, но и простые человеческие вещи: отношения с любимыми, детьми, близкими, друзьями. Ведь и на очень серьезные вещи можно посмотреть женским взглядом, оценить их, что называется, с высоты дамских шпилек. И, глядишь, картинка получится иная. Не исключено, что картинка именно с этого ракурса неожиданно откроет нам то, что никак не удавалось разглядеть и понять раньше.
