и попроще,
милых, нежных, всех подряд
развозить по разным рощам,
если только захотят.
На завистливые лица
снисходительно смотреть.
И в автобус не ломиться.
И в трамвае не потеть.
Не стоять — сидеть на каждом
перекрестке городка,
и смотреть на пеших граждан
снизу, то есть свысока!
Интервью
Да-да. Прошу. Сюда. Рад встрече.
(Пал Палыч! кофе. Два! Покрепче.)
Вид из окна? О да! — Столица —
вперед и вдаль, как говорится.
Да. Вновь под лозунгом… кисть… масло…
С чего начнем? С прицелом? Ясно.
Вот схема нашего охвата —
Указ 15. Подпись. Дата.
Вот наши центры, вузы, базы,
под каждым копия — Указы.
А вот план будущего лета,
Указ 140 Моргпланбреда.
О профилактике колитов
Указ Колит… (Да-да? Евклидов?
Я занят! Пресса. Завтра!) Кстати,
мы ждем Указа о зарплате.
Что-что? Ах… новая зараза…
Да-да, конечно, ждем Указа.
Что? Лечат? Пусть! Как говорится —
не всем болеть, не всем лечиться.
Что-что? Лечить заразу сразу?
Без осмысленья? Без указу?!
Да вы… да мы… да нам… да если…
Да вы хоть раз… сидели в кресле?
Что-что? Не слышу! Ах… ни разу?..
(Пал Палыч! Дайте автобазу.
Диспетчер? Это я. К Здравмину.
Сейчас! Пал Палыч! Дайте Зину.
Зиночек? Буду. Да. Железно!)
Товарищ, ждете бесполезно,
спешу, спешу. Что-что? Чья мама?!
(Пал Палыч! Выдворите хама!)
ЧП
В зоологическом — уютно и тепло,
и в душной вечности своей не виноваты
опилки в шкурах под названьем — экспонаты
от посетителей укрыты под стекло.
Я век сюда бы — ни ногой, здесь мертвостой,
но прочь желания, я должен разобраться,
кто крикнул, пыль поколебав: «Пустите, братцы!
Хочу на волю я, ведь я еще живой!»
Носок несвязанный сорвался на паркет.
От удивления хранительница спицу
коту музейному воткнула в ягодицу,
и кот испуганный метнулся в туалет.
словно следователь, залы истоптал
от экспоната к экспонату и обратно.
И на паркетинах высматривая пятна,
я подсознательно вживался в криминал.
Авторитетно заявил искусствовед:
— Все это бред, здесь жизни нет, здесь экспонаты!
На всякий случай компетентные ребята
пришли директорский проверить кабинет.
А я заглядывал тайком в стекляшки глаз,
и там неоновые искорки дрожали.
Как будто в окна новостроек горожане,
уткнулись чучела носами в плексиглас.
Для профилактики и в считанные дни
все экспонаты были заново набиты,
опилки старые — в огонь, а все копыта
и когти — намертво болтами, чтоб ни-ни…
Я не нашел его, да и не мог найти
того, кто выкрикнул в сердцах: «Пустите, братцы!»
Когда я близок был к тому, чтоб разобраться,
вставали сами экспонаты на пути.
В зоологическом — уютно и тепло.
Теперь хранительница дремлет под девизом:
«Нет суевериям!» И смотрит телевизор,
где вся планета уместилась под стекло.
* * *
Из годов шероховатых
выдирая жизни нить,
мы живем на концентратах
и мечтаем долго жить!
Впереди у нас победы,
достиженья… Может быть,
я куплю с аванса кеды,
буду в кедах в лес ходить,
или бегать от инфаркта
рано утречком трусцой.
Смерть — смешна, но страшно факта,
потому что факт плохой.
Умирать ужасно скучно.
Оптимизма в этом нет.
А поэтому с получки
я куплю велосипед,
чтобы ездить, жать педали,
жир сгонять, коль будет жир.
И не надо мне медали.
Буду счастлив тем, что жив,
тем, что я не навзничь в койке,
тем, что сын из дневника
по ночам выводит двойки,
чтобы я купил щенка.
И куплю!.. А если сильно
подкузьмит меня судьба,
научу смеяться сына.
Тихо, молча, про себя.
* * *
Все очень хорошо и даже здорово!
Над крышами, над шпилями вчера
я видел пролетающего борова,
летел он, как огромная пчела.
Гигантская пчела парнокопытная
нахально полоскалась в небесах
и хрюкала, но самое обидное —
три пополудни было на часах,
и никакой мистической туманности,
природы аномальной никакой
не видел я, в лазоревой реальности
кружился боров жирный, золотой.
И жаворонка вытеснив, и ласточку,
и грозного орла, и соловья,
всё небо заняла, как баба лавочку,
гордящаяся крыльями свинья.
* * *
Я говорю: «Душа болит».
Врач констатирует — бронхит,
и сдать велит, как все врачи,
анализ крови и мочи.
Как будто можно от мочи
узнать, что я шепчу в ночи.
Как будто, сдав из пальца кровь,
легко понять печаль, любовь.
Я задыхаюсь, и врачу
я с дрожью в голосе шепчу:
«Я циник, лгун и скандалист…»
— Проверим вас на яйцеглист.
Собачья судьба
(Сентиментальная баллада)
На ковре в пятикомнатном храме
возлежала.
Мармелад, ветчину и салями
обожала.
Засыпала под плач клавесина
и гитары.
Элегантна была и красива,
элитарна!
Обладая высокой моралью
идеала,
никогда с кобелями за гранью
не бывала.
