class="p1">Но чем сочувственнее была помощь со стороны названных учреждений и лиц, тем с большим сожалением приходится отметить здесь, что один из весьма важных в настоящем случае источников — архив Статс-секретариата великого княжества Финляндского остался для автора закрытым. На просьбу о доступе в него покойный статс-секретарь Брун сперва подал некоторую надежду, но потом ответил отказом, мотивируя его тем, что за теснотой помещения архив статс-секретариата увезен в Гельсингфорс. От предложения же барона Бруна истребовать оттуда некоторые дела по особой ведомости составленной в статс-секретариате, сам составитель вынужден был уклониться, тем более что покойный барон свидетельствовал, что эти дела не имеют интереса. За сим пришлось ограничиться теми документами статс-секретариата, которые, находясь некогда в бумагах знаменитого Сперанского, имелись у автора в копиях еще с прежнего времени. Остается питать надежду, что прочие бумаги этого русского государственного человека, увезенные из Петербурга очевидно по какому-то недоразумению, возвратятся в целости в русское государственное хранилище, и сделаются доступными последующим, более счастливым русским исследователям.
Перкиярви, мыза Коккола.
Сентябрь 1889 г.
ГЛАВА I. Россия и Финляндия до Петра I
I. Во времена князей
Наступление христианской эры застало родоначальников финских племен, ныне населяющих Финляндию, по всей вероятности в Заволжье, в той местности, где река делает крутой поворот к югу. Язык Мордвы и в настоящее время имеет значительное сходство с языком финским. Мордва, по исследованиям некоторых историков, занимала место к юго-востоку; к северо-востоку — Зыряне и другие пермские народцы. На северо-запад, вплоть до Скандинавии, где ранее обитали мифические Иотуны, Ятулы, Хиидет, Квены и т. п., кочевала та ветвь чудского племени, которая и доныне уцелела на крайнем севере под именем Лопи, Лопарей или Лапландцев. Лопь некогда занимала по всей вероятности и всю Финляндию, не исключая и южной её части, так как там сохранились названия местностей, прямо о том свидетельствующие[1]. Они носили и имя Сааме, что говорит об их племенном родстве с Финнами, именующими себя Суоми, суомалайнен — финляндец.
Под общим именем Суоми (Сум) были известны и Финны, занимавшие берега Волги. Здесь они делились на две главные ветви: Корелы — более на север, и Тавасты — южнее. Первые так именуются и у наших летописцев; последние, по родству с Эстами, доныне существующими на южном берегу Финского залива, назывались и у шведов Тавэстами, а по-фински Нате, откуда у летописцев явилась Ям или Емь[2].
Вероятно движение народов в центральной Азии во втором столетии нашей эры коснулось приволжских Финнов, и они поднялись с насиженных мест. Корела двинулась севернее, по р. Югу, на берега Сухоны и Двины, а затем распространилась к Онежскому, а позднее к Ладожскому озерам и далее. Тавасты, или Емь, пошли по Волге к её верховьям и осели по южным берегам названных озер, где были частью известны под именем Воти или Чуди[3]. Здесь они раздробились на более мелкие племена, причем собственно Финны водворились более на запад, достигнув Балтийского моря[4]. Собственно Тавасты занимали среднее положение; восточнее, между Онегой и Белоозером, на обширном пространстве части нынешних новгородской, тверской и ярославской губерний, была Весь (Вепсы). Так, предполагается, были распределены занимающие нас племена в половине IV века.
После того, в течении нескольких столетий, об этих племенах нет нигде никакого упоминания. Но последующее распределение народов побуждает заключить, что Тавасты постепенно, отчасти может быть под влиянием образования южнее новых царств, например Великой Болгарии, на месте оседлости Финнов, теснимые к северу появляющимися на сцене истории Литвой и Славянами, естественно подались частью на запад, частью на север в нынешнюю Финляндию, отогнав еще далее к северу более слабую Лопь.
Часть Корелы в верховьях и на берегах Двины слилась с местными пермскими племенами и образовала в Заволочье Пермское царство (Биармию), которое достигло значительного благосостояния, ведя торговлю с югом по системам рек волжского и двинского бассейнов. Богатства его служили приманкой для северо-западных народов Европы, которые отчасти Ледовитым океаном — наприм. норвежцы времен Гаральда Гальфагара), — отчасти же Невой и Ладожским озером (Варяги), установили сношения как для грабежа, так и для вымена пушного товара, взымавшегося с лопарей и других финских племен в дань, на произведения благодатного юга. Остальная Корела равным образом подвинулась с Ладожского озера на запад и заняла не только нынешние финские берега этого озера, но и пошла внутрь страны. Здесь Корелия доходила до р. Кюмени на юге, занимая всю нынешнюю выборгскую губернию, и части с. михельской и куопиоской), по водам большего озера Пайяны и далее на север к Каяне и Ледовитому океану. На юге от Ижорской земли или Ингрии, и Вотов или Води, сидевших по Ладоге у устьев Волхова, Корелу отделяли Финский залив, Нева и Ладожское озеро.
С началом Руси и усилением, Новгорода влияние её на Финляндию и ближайшим образом на Корелу начинает принимать более определенную и решительную форму. Иначе и не могло быть. Спускаясь по Волхову в Ладожское озеро, Новгородцы распространяли свое влияние как на север и восток, так и на запад. Постоянные сношения в первых двух направлениях привели постепенно к овладению всем придвинским краем. На слиянии Юга и Сухоны заложен был город Устюг, который вскоре, благодаря выгодам своего положения, достиг значительного богатства. В дальнейшем новгородцы проникли на Вятку и покорили Вотяков. Подчинив себе местных Корел на севере и востоке, Новгород в то же время естественно распространял сферу своего действия и на запад от Ладожского озера, постоянно налагая руку как на финские племена по южному берегу Финского залива, так и на Корелу, занимавшую приладожское побережье Финляндии.
При набегах и кровавых расправах с местными племенами Новгородцы: не могли не подаваться все более и более вперед. Кроме грабежа, играли в этом случае известную роль и торговые сношения, которые позднее, при участии Ганзы, получили такое блестящее развитие. Русь быстро росла, а вместе с тем должны были расти и её известность и значение. Уже сын Владимира святого, Ярослав мудрый, был женат на дочери норвежского короля Олафа Трюггесона, Ингегерде. Сестра Ярослава, Мария, была выдана за польского короля Казимира; дочери его были в не менее блестящем замужестве: Анастасия — за венгерским королем Андреем I, Елизавета — за норвежским Гаральдом IV, Анна — за французским королем Генрихом I. Сношения с норвежцами были особенно близки: Владимира с Олафом Трюггесоном, который даже провел отроческие годы свои в Новгороде), а Ярослава с свояком (братом жены) Олафом Толстым II и с зятем
