— Я как-то был в Ле-Мане, но это не мое. Скучно смотреть, как они наворачивают круг за кругом. Хотя мастерство нужно большое.
— Да, я тоже не очень люблю кольцевые гонки. Как я уже упоминал, я дважды ездил с Тони Роджерсом на Милле Милья. Пересеченная местность — это да… Милле Милья, горный пробег.
— Мне бы понравилось.
— С этим ничто не сравнится. Ездить с Тони… я понимаю, что чувствовал Мэтт.
Нужны особенные нервы, чтобы рыться в поисках бутерброда, когда твой партнер проходит слепой поворот на горной дороге на скорости сто шестьдесят, то вверх, то вниз. Я никогда не беспокоился, знал, что Тони удержит машину, что бы ни случилось, но это не всем дано. У нас была Лянча, никакого сравнения со всеми этими Мазерати и Феррари. Пришли четырнадцатыми. И все равно это была хорошая гонка, учитывая все обстоятельства. Мы обогнали все Лянчи и некоторые Ягуары. Через год я купил Феррари, но мы прокололи шину на первой же сотне миль, а потом полетела тормозная колодка. Не повезло. В том году первое место взял какой-то Феррари.
— Тебе не хватает автоспорта?
Барт пожал плечами.
— Я смог уйти. Настоящие гонщики погибают на трассе. Я как-то спросил одного скрипача, смог бы он бросить игру. Он ответил, что перестанет играть, только если ему отрежут обе руки. Я таким никогда не был. А Тони был. Мне нравятся гонки, но когда я оказался перед выбором, то понял, что перестану гонять точно так же, как почти перестал бы есть, если это требуется для роли.
Спустя минуту он добавил:
— Наверное, потому меня и привлекает фильм про Парриша. Зная Тони и Мэтта, я понимаю, что им двигало. Он должен был летать, а когда не смог, то просто потерял смысл жизни. Мэтт точно такой же. Если бы он так же зациклился на балете, был бы вторым Нижинским. Но танцы не стали для него жизнью. А полет, судя по всему, стал.
Томми почувствовал, как перехватило горло. Он никогда не подозревал, что Барт способен на столь глубокое понимание. Воистину, не следует судить людей по первому впечатлению.
— А для тебя жизнь это актерская игра? — спросил он, наконец.
— Наверное, — криво усмехнулся Барт. — Я даже на этой курице Ланарт женился. Серьезная такая жертва во имя искусства.
У Томми появились смутные догадки насчет того, где Марио нахватался своих иронически-равнодушных замашек. Барт преувеличивал, но доля горькой честности в его словах была, так что Томми осмелился спросить:
— Твоя жена знает? В смысле, ее заботит, что ты гей?
— Знает ли? Разумеется, — ответил Барт. — Я бы не стал обманывать женщину, которую беру в жены. Если бы просто с ней встречался, тогда, возможно, да, но брак — это слишком серьезно. Наверное, студия поставила Джуди перед фактом так же, как и меня. Знаешь, Луиза Ланарт это псевдоним, на самом деле ее зовут Джудит Коэн. Насколько я знаю, любовные интересы в ее жизнь вообще не входят… теплые отношения у нее только с ее сиамскими кошками. Женщине в таком бизнесе тяжело. Наверное, ей пришлось переспать не с теми мужчинами, прежде чем оказаться там, где она сейчас, и это ей аукнулось. Ей тоже приходится притворяться. И она не лесбиянка… возможно, если бы была, все стало бы проще. Думаю, ей так же нельзя признаваться во фригидности, как мне — что я предпочитаю мужчин. Они сказали, что, если я и Джуди поженимся, ей не придется встречаться с другими мужчинами, а мне — заводить якобы романтические связи по пять раз в месяц. И разумеется, я ничего от нее не требую. Так что на публике мы изображаем преданную парочку, и в студии думают, что замужество за симпатичным парнем делает ее сексуальнее, что благотворно влияет на кассовые сборы. По мне, в этом отношении ей помощь не нужна.
— Я видел ее пару раз в фильмах. По-моему, она очень красивая.
— О да, что верно, то верно. Хотя не то чтобы я был ценителем, — критически заметил Барт. — Знаешь, всегда завидовал геям, которые могут спать и с женщинами. Я знаю, что Мэтт может. А ты?
— Да, конечно. Впрочем, мне нет до этого дела. Больше нет.
— А вот я не могу и никогда не мог. Ты ведь уже достиг возраста согласия?
— Черт возьми, я служил четыре года!
— Наверное, рыжие кудряшки виноваты. Или веснушки. С виду ты весь из себя типичный американский мальчишка. А Мэтта всегда тянуло на неопытных юнцов. Сколько тебе было, когда он тебя оприходовал? Лет десять?
На этот раз Томми оскорбился всерьез.
— Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, на что соглашаюсь. К тому же, — прибавил он, яро защищая Марио, — чтоб ты знал, если кто кого и соблазнил, то я его, а не наоборот. Я сам залез к нему в постель.
— Ну, могу побиться об заклад, он уж не поскупился на намеки, что с удовольствием тебя там встретит, — со смехом сказал Барт. — Он был малолеткой, когда мы впервые переспали. Боже, ты бы видел его тогда! Хотя он, конечно, и сейчас далеко не урод. Он чудесно летал вчера, правда? Как он вообще, Том?
— Скрести пальцы, — сказал Томми. — По-моему, он снова в порядке.
— Слава Богу. Для фильма о Паррише он нужен нам в хорошей форме, — Барт отодвинул тарелку. — Ладно, пойдем отсюда. Заедем ко мне выпить? Покажу фотографии Тони и меня в Феррари.
Снова оказавшись за рулем MG, Томми разгонялся на пустынных трассах, напряжение то нарастало, то уходило, а присутствие Барта рядом ощущалось как никогда остро. Он понимал, что происходит, и не противился. Только коротко спросил, когда они остановились возле дома.
— Что насчет твоей жены?
— У нее свои комнаты на втором этаже, и мы никогда не обращаем внимание на гостей друг друга. В любом случае она уехала на Пасху к друзьям в Акапулько.
В большой комнате в задней части дома Барт хранил десятки
