— А из-за чего его убили? — нахмурившись, спросиласоседка.
— Из-за меня. На меня наехали. Хотели, чтобы я стучалана своего шефа.
— Это того, что провожал тебя вчера до двери?
— Ну да. Я отказалась. Тогда они убили Матвея.
— И что ты?
— А что я? Теперь стучу. Потому что у меня есть ещеродственники, которых мне не хочется потерять.
Симочка прикусила губу, некоторое время думала, потомспросила:
— Тебе хоть что-нибудь известно про этих людей?
Я невесело рассмеялась, закашлялась и сквозь кашельпросипела:
— Кое-что.
— Послушай, Мариша, я не стану давать тебесоветы, — повела бровями Симочка, — ты женщина умная исообразительная. Я лишь внесу одно предложение.
— Давай, — разрешила я.
— Все, что знаешь, ты должна записать на видеокассету испрятать ее в надежном месте.
— У меня нет видеокамеры.
— Ну, на аудиокассету. Все равно ты сейчас торчишьдома, возьми магнитофон и сделай запись. Так всегда поступают люди, которыхшантажируют или запугивают. Вдруг с тобой что-нибудь случится?
— Вот спасибо-то!
Я закрыла глаза. Передо мной проплывали обесцвеченные сны,подернутые дымкой реальности.
— Ты поспи, а я пойду собираться. У меня отгулынакопились, поеду в деревню. Вернусь в среду вечером и зайду тебя проведать.
Я помахала ей слабой рукой и, обессиленная, тут же уснула. Кобеду позвонила Липа.
— Липа, мне так плохо, — пожаловалась я. —Глотать не могу — Какая у тебя температура? Высокая? Это наверное, ангина.Подожди, я сейчас приеду.
Но приехала ко мне вовсе не она, а Горчаков — в компании смолодым врачом, который, ворвавшись в квартиру, сразу принялся надо мнойиздеваться. Выставив шефа на кухню, он вертел меня так и сяк, лазил в горлопалочкой, проверял пульс, измерял давление и температуру. Его руки казались мнетакими же холодными, как и диск фонендоскопа, которым он в меня тыкал. В концеконцов он угомонился, сделал мне укол и позвал Горчакова. Они о чем-то тихоговорили, искоса поглядывая на меня. Через некоторое время я уснула.
Несколько часов сна вернули меня к жизни.
— Это не ангина, — сказал Горчаков, которого яувидела, открыв глаза. — Всего лишь переохлаждение. Скоро будете как новенькая.
Он сидел на краю постели и держал меня за руку. Я осторожноосвободила пальцы:
— Я уже и так чувствую себя человеком.
Мне было жутко неудобно. Я была растрепана, неумыта и,наверно, ужасно непривлекательна.
— Врач велел вас покормить, — произнес Горчаков. —Сейчас поедите, и я уйду. Глотать не больно?
— Только чуть-чуть.
Я послушно съела все, что он приготовил.
— У вас нет запасного ключа? — спросил он напрощание. — Вам не стоит вставать.
— Можете просто захлопнуть за собой дверь. — Фразапрозвучала как-то уж слишком сурово, и я поспешила добавить:
— Огромное спасибо за все.
— Я не сделал ничего особенного, — повел бровьюГорчаков.
— Приятно, когда о тебе заботятся, — тихо сказалая.
— Конечно, я понимаю… Вам не хватает мужа.
Он ушел, а я подумала, что отношения у нас с ним в последнеевремя сложились чрезвычайно странные. Было гораздо спокойнее, когда я обожалаего издали.
Ближе к вечеру я выползла из кровати, приняла душ,причесалась и переоделась в джинсы и свитер. Вдруг Горчаков вернется? Но вместонего ко мне пожаловали другие гости. Привезла их Вера. Она позвонила со своегомобильника и радостно прокричала:
— А ну-ка выгляни в окошко!
Я послушалась. Вера стояла под моим балконом, прижимаятрубку к уху, из ее автомобиля выбирались две незнакомые женщины.
— Я их нашла! — победным тоном продолжалаВера. — Еще две жертвы Шлыкова! Ты представляешь, что у нас получается?
— Представляю, — сказала я. — У насполучается подпольная организация. Они тоже вдовы?
Вера немедленно подтвердила мое предположение. Ира Медведеваоказалась совсем молодой девушкой, невысокой, с потрясающе красивой косой,спускавшейся ниже пояса. Она зарабатывала себе на хлеб в танцевальном шоу«Коломбина», а на маслице к нему — в постели директора цеха по производствупитьевой воды «Льдинка». Ее двадцатилетний муж погиб в автокатастрофе через двадня после того, как она наотрез отказалась сотрудничать со Шлыковым и доноситьна своего любовника.
Катя Пашкова была старше нас всех. Сорок два года, взрослыедети. Ее роман с директором загородного клуба был сущим безумством. Она ужехотела его прекратить, когда в ее жизни появился Шлыков. Последовали угрозы,затем «самоубийство» мужа — он застрелился из собственного пистолета, даже неоставив предсмертной записки.
— Что же это делается? — бескровными губамипрошептала Вера, когда женщины по очереди рассказали свои истории. —Просто абсурд какой-то! Выходит, у нас можно мочить людей, как воробьев — нитебе наказания, ни тебе мук совести. Они что там, в разведке, совеемотмороженные? Вместе с удостоверениями получают ледяное сердце и лицензию намассовый отстрел граждан?
— А мне кажется, — сказала Катя, — что этотШлыков злоупотребляет своим служебным положением. Возможно, он начальниккакого-нибудь подразделения, и контроль над его действиями — минимальный.Набрал себе отморозков и с их помощью совершает все эти злодейства.
— Тогда, очевидно, на них можно пожаловаться? —робко предположила молоденькая Ира. — Каким-нибудь вышестоящимначальникам?
— Понимаете, если мы только сунемся в эту организацию,а Шлыков узнает об этом, нам ведь не жить. Если он преступник, то мы —свидетельницы, вот ведь в чем проблема, — сказала Вера. — Нас уберуттотчас же.
— У меня есть совершенно конкретный план, — продолжилаКатя. — Мой муж был бизнесменом со связями. К нам в дом приходиломножество людей. Сейчас я занята тем, что ищу среди них того, кто мог быпознакомить меня с нужным человеком.
— Другим фээсбэшником?
— Точно. Если мне это удастся, информация пойдет совсемс другой стороны. Шлыкова проверят так, что он об этом не узнает и никогда недогадается, что это мы на него настучали… Поэтому нам не будет грозитьопасность.
— А что? Это очень даже разумно, — согласиласья. — Если найдется какой-нибудь высокопоставленный чин, готовый нампомочь, то план вполне может сработать.
— Ну не верю я, что наши федералы такие скоты! —взмахнула руками Катя. — А вы видели этого сопляка с серьгой в ухе? Онмоложе моего старшего сына!
