В понедельник в отчете Шлыкову я снова не упомянула ни ожене, ни о ребенке, ни о няне. Донос, который я долго обдумывала, чтобы онвыглядел правдоподобно, отнял массу времени. Горчакова я видела только одинраз, и это меня вполне устраивало. Липа дала мне конверт, в котором лежалисверхурочные. Представляю, что бы я почувствовала при виде этих денег, если бымежду мной и шефом что-нибудь произошло в выходные. Целый день я ждала, чтопозвонит Егор, но телефон молчал, и я поехала на Казанский вокзал. Потомдождалась в условленном месте Веру и рассказала ей про блондина с плохимзрением, которого видела уже дважды.
— Вероятно, твой шеф их интересует гораздо сильнее, чеммой, — предположила она. — Я специально проверяла: за мной никто неследит. После исчезновения Глеба мне звонили только однажды. Подбадривали. Мол,так держать.
— Все это ужасно, — вздохнула я. — Горчаковчто-то заподозрил. В эти выходные он не отпускал от себя Крылова ни на шаг.
— Думаешь, твой шеф тебя подозревает? Скажи это Егору,когда он позвонит. Может быть, тебя отпустят?
— А если убьют?
— Ты что?! — Вера схватила меня за руку ииспуганно заморгала. — Ты думаешь?..
— Разве для них это представляет сложность? Затоникаких концов. Чик — и все.
— Но наши мужья… — растерянно произнесла Вера. — Яне слышала, чтобы людей убивали семьями.
— Мы с тобой много чего не слышали.
Я закашлялась. После выходных на природе у меня болелогорло. Придется Горчакову, кроме сверхурочных, оплачивать еще и мой больничный.Меня немного познабливало.
— Да у тебя температура! — сообщила Вера, потрогавмой лоб. — Немедленно в постель!
И она повезла меня домой. По дороге мы купили самоенеобходимое — лимоны, витамин С и перцовый пластырь.
— Это все равно что горчичники, — пояснилаВера, — только пластырь не надо мочить.
Она приклеила мне пластырь на спину и заставила натянутьшерстяные носки. Потом заварила чай, сделала горячие бутерброды и удалилась,пообещав позвонить завтра.
— Завтра вторник. Я еще разок прокачусь вечером навокзал, — сказала она на прощание. — Вдруг этот заход окажетсяудачным?
Ее не оставляла мысль найти еще каких-нибудь подруг понесчастью.
— Ладно, — согласилась я. — Только будьосторожна.
Ночью у меня поднялась высокая температура, я кое-каксодрала с себя пластырь, который едва не прожег во мне дыру, включила свет иначала накачиваться жидкостью. Бабушка говорила: чем больше пьешь, тем быстрееспадает жар. В дело шло все — и ромашковый чай, и сок из холодильника, ишиповниковый сироп, и даже разведенное водой варенье. Примерно на четвертойчашке зазвонил телефон. Я посмотрела на часы: без десяти три. Неужели очередныенеприятности?
— Алло? — спросила я осипшим голосом. — Ктоэто?
Трубка молчала. Это молчание показалось мне особеннозловещим. Скорее всего, потому, что за окнами было темно, в квартире — страшно,а меня всю ломало. «Наверное, Егор», — решила я. То, что он так долго недавал о себе знать, меня настораживало.
Утром я позвонила Липе и предупредила, что на работу неприду. Потом явилась Симочка Круглова. Ее просто распирало от нездоровоголюбопытства — что это за мужчина целовал мне руки перед дверью? Она все знала онаших с Матвеем отношениях, поэтому ни чуточки не осуждала меня за легкомыслие.
— Это мой шеф, — неохотно призналась я.
— Потрясающий мужчина! — восхитилась Симочка.
— Он женат.
— Ну и что с того? Матвей тоже был на тебеженат, — резонно возразила та.
— У нас с Матвеем не было детей, — продолжаланастаивать я. — А у шефа очаровательный сынишка. Притом совсем маленький.
Симочка с сожалением развела руками. Действительно, что тутскажешь?
— Хочешь я приготовлю чего-нибудь? — предложилаона.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Открыть? — спросила она. — Или сделаем вид,что нас нет?
— Открой, пожалуйста. И впусти. Кто бы это ни был.
Симочка скрылась за дверью и через некоторое время ввела вкомнату совершенно незнакомую мне крашеную блондинку. Вошедшая была маленькогоросточка, но очень аппетитная, в светлых брючках в обтяжку и коротеньком топе.Крошечную сумочку она держала, перед собой, словно взволнованная просительница,пришедшая к благодетелю.
— Здравствуйте, — сказала она.
Даже мне, видевшей ее впервые в жизни, было понятно, чтонеуверенность, которую она сейчас испытывает, чувство для нее абсолютнонетипичное. Обычно дамочки такого сорта ведут себя иначе.
— Добрый день, — просипела я, откидываясь наподушку.
Меня бил озноб, и не было никакого желания заводить новоезнакомство.
— Меня зовут Виолетта, — продолжала между темблондинка, присаживаясь на стул. — Я… — Она замялась и, вздохнув,посмотрела в окно. — Матвей… Ваш муж, я имею в виду… Понимаете, я — таженщина…
— Понимаю, — я помогла ей. — Вы та женщина, скоторой он был в день своей смерти.
— Да-да, — оживилась Виолетта. — Вот именно.
— И?
— Я думаю, что обязана вам сказать… — Онасосредоточилась, ее глаза перестали бегать и хмуро глядели прямо наменя. — Матвей в тот день, конечно, пил, но не слишком много. И я ни разуне видела, чтобы он принимал этот… как его…
— Доксепин, — подсказала я.
— Вот-вот. Матвей вообще не любил таблетки.
— Я знаю.
— Извините.
— Значит, вы думаете, это милиционеры наврали, что онбыл в стельку пьян?
— Я просто не знаю, что и думать, призналась Виолетта. —Как бы то ни было, но я решила прийти к вам и все рассказать. Вы ведь имеете наэто право.
Видимо, у Виолетты был какой-то особый кодекс чести, —А вы в милиции об этом рассказали?
— Да, а что толку? Полупустую упаковку таблеток нашли вкармане его пиджака. И пить его никто не мог заставить насильно.
«Очень даже мог», — подумала я про себя, а вслухпроизнесла:
— Что ж, спасибо, что зашли. А теперь простите, у менятемпература…
Симочка проводила совестливую Виолетту до двери, потомвернулась ко мне и присела на край кровати.
— Послушай, что происходит? — спросила она. —Ты ведешь себя так, будто точно знаешь, что случилось с твоим мужем.
— Это действительно так. Его убили.
Наверное, из-за температуры мне было абсолютно все равно,испугается Симочка или нет, и вообще, надо ли ей знать подробностипроисходящего?
