– А что с Йованом?
– Убежал с женой и детьми, это меня и спасло.
– Как это?
– Оставил ключи КФОРу, двум солдатам из непальско-индийского отряда, гуркам.
– А что такое кукри?
– Не знаю, – говорю. Не захотелось мне объяснять ему, что такое кукри.
– И куда теперь? – спрашивает Слободан.
– В «Бар Кукри».
– Зачем?
– Может, немец нам все-таки поможет, а не Скендер.
– Меняешь планы?
– Война, Слободан…
– Я ее проиграл! – пропел Слободан.
– Нет, ты ее выиграешь, а вот я – сомневаюсь.
– Я боюсь! – выдавил Слободан.
– А я проголодалась.
Мы вошли в «Бар Кукри», будто последнее наше пристанище, в котором сгорим заживо или выживем. За стойкой сидел сержант Militer Police. Он махнул мне рукой, и я на ходу стала придумывать, что бы предпринять.
– Виски! – крикнула я. – И… Ты что будешь, Слободан?
– Сэндвич, – говорит Слободан.
– Два сэндвича!
– Три! – с улыбкой продолжил сержант Militer Police и протянул руку Слободану: – Джон.
Сержант Джон, на этот раз в гражданском, выглядел совсем как баскетболист. Футболка огромного размера и еще больше номер на груди – номер 11. «Какая я дура, – думаю, – лучше бы я встретила на лугу сержанта Джона». Мне даже захотелось ему прямо сейчас сказать: «Смотри, одуванчик!» – но вместо этого я бросила на стойку перед ним «Гарди-ан», а сержант Джон, приняв игру, нежно подтолкнул ко мне воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс».
За стойкой Раймонда крикнула Мики:
– Принеси три сэндвича, кстати, и мне один захвати!
Мики поплелся за сэндвичами, подмигивая мне на ходу: смотри, мол, какой Джон клевый парень. Джон подтвердил его мысль, чокнувшись стаканом молока с моим виски:
– Вы всегда так хорошо выглядите по воскресеньям?
– Ах, – говорю, – проклятое воскресенье, но зато какая чудная погода для молодого горошка!
– И еще у нас толстые газеты…
– Сложилось начало романа? – спрашиваю.
– Я все еще в поиске.
– Я подскажу вам. Господин Пилишер – еврей, которому нужна американская виза, у него брат в Сан-Диего. Командование КФОРа отказало ему, а он не смог отказать албанцам, которые отняли у него дом.
– Воскресенье! – говорит Джон. – Не думаю, что сегодня смогу помочь вам, да и завтра… Я всего лишь сержант. Поищите кого-нибудь в офицерском звании.
– Отлично! – говорю. – Я вам подарила начало романа, вы этого даже не заметили. У вас есть мобильник?
– Кому собираетесь звонить?
– А вам обязательно знать?
– Не хочется, чтобы номер моего мобильника узнали где-нибудь в Сербии.
– Да нет, я майору Шустеру позвоню.
– Тому немцу?
– Да.
– Думаете, он вам поможет?
– Получше вас, американцев!
– Почему это?
– Потому что я попрошу немца вступиться за еврея.
– О'кей!
Я, как это принято у владельцев мобильников, расхаживала с трубкой в руке по бару, набирая номер майора Шустера.
– Да… – отозвался знакомый голос.
– Это Мария. Вы меня еще помните?
– Да, я все утро думаю о вас.
– Мило с вашей стороны.
– А вот с вашей стороны некрасиво лгать мне.
– Интересно, в чем это я вас обманула?
– Я попытался навести справки о ваших родителях, про которых вы мне сказали, что их похитили албанцы. Так вот, никто их не похищал, фройляйн Мария! По нашим данным, ваши родители находятся в Белграде, живы и здоровы, проживают у родственников на бульваре Революции, переименованном в улицу короля Александра, номер 453, это где-то в районе Цветочного рынка.
– Еб твою мать! – говорю.
– Ради бога, – откликнулся майор Шустер.
– Прекрасная новость!
– Только не для меня.
– Ладно, сейчас у меня есть одно действительно серьезное предложение. Тут рядом со мной сидит Слободан Пилишер, еврей. Албанцы выкинули его из дома. Ему нужна виза – в любую страну.
Майор Шустер вежливо отвечает:
– Хорошо, высылаю машину с лейтенантом Ритингом. Он привезет его ко мне в штаб.
– Мне хочется, чтобы и вы приехали, я должна лично перед вами извиниться за свое вранье. Понимаете, мне пришлось…
– Понимаю вас, но мы должны соблюдать некие нормы, которые в обществе называют моралью. К сожалению, я не приеду, потому что побаиваюсь вас.
– Вы – меня?!
– Ну, не совсем вас, но…
– Продолжайте!
– Если я скажу это, то, боюсь, придется вновь произнести эту глупую фразу Зингера. Давайте вместо этого я сделаю для господина Слободана все, что смогу. Кстати, мы сейчас занимаемся делом господина Ашкенази и его матери.
– О, майор, огромное вам спасибо от всех евреев и сербов!
– Будьте осторожны, ведь вы сербка, и я не хотел бы, чтобы вас начали искать из-за… Ведь вы для нас – единственная зацепка, по крайней мере, так мне сказал…
– Кто? – спрашиваю. – Какая зацепка?
– Давайте бесстрастно, помните, как мы говорили? Не искушайте вашу любовь следами, за которые легко зацепиться…
– Не понимаю, – говорю.
– Спасибо за звонок!
Майор Шустер прервал разговор. Чтоб его мать, я прекрасно поняла последние слова майора Шустера! Конечно, он знает, что я бегаю за Гарольдом. Но известно ли ему, что мы только что расстались? Слободан ел сэндвич, и я крикнула ему по-сербски:
– За тобой едет немец, все будет о'кей! Раймонда встрепенулась:
– Умоляю тебя, здесь говорят по-албански или по-английски!
Она произнесла эти слова, подмигивая Мики. Тот в ответ шлепнул ее по заднице, она изогнулась, ухватила его за запястье и подняла руку вверх, совсем как на ринге.
– Теперь мы чемпионы! – пропел Мики.
– Ага, – говорю, – далековато зашло ваше межнациональное сотрудничество!
Пока мы втроем смеялись и болтали по-сербски, сержант Джон читал «Гардиан». Раймонда шепнула мне по-албански:
– Слушай, ты сможешь подтвердить, что Мики никого не убивал?
– Тебя же свои убьют, если про него узнают.
– Меня? Я – полковник УЧК, я ведь не сама явилась сюда наниматься в официантки. Это Мики на меня навалился. Говорит, давай поженимся и сбежим в Канаду.
