прямо у меня перед глазами.
Мир расстилался в одной плоскости, и я смотрел ему в глаза.
Пришла пора расстаться с ярко-красными спортивными автомобилями.
Пришла пора оставить мечты и заняться жизнью.
Пришла пора позаботиться о маме.
Пришла пора позаботиться о себе самом.
Пришла пора забыть о мальчишеских увлечениях.
Пришла пора набраться смелости.
Пришла пора стать настоящим мужчиной.
Со съемок меня отпустили на неопределенный срок, но родные настояли, чтобы я вернулся в Остин и закончил начатое. Спустя четыре дня после поминок я приехал в Остин и в тот же день пришел на съемочную площадку.
В тот вечер снимали одну из последних сцен фильма, на футбольном поле. У меня не было никаких реплик, но Линклейтер хотел, чтобы я участвовал в сцене. На закате, перед началом съемок, мы с ним гуляли у стадиона и разговаривали о жизни, о смерти и о том, что все это значит.
– По-моему, все это о том, как жить, – сказал я. – Вот мой отец умер, но его дух будет жить во мне до тех пор, пока я думаю о нем как о живом. Я все равно с ним разговариваю, стараюсь жить так, как он учил, и он будет жить вечно.
В тот же вечер я запечатлел эту мысль в сцене, когда Рэндалл «Пинк» Флойд раздумывает, подписывать или нет обещание не употреблять наркотиков, чтобы остаться в футбольной команде.
2 августа 1992[5]
Три недели в роли Вудерсона на съемках «Под кайфом и в смятении» оказались для меня одновременно и очень трудными – из-за горькой утраты, и очень полезными – из-за того, что я приобрел. За год до этого отец разрешил мне заняться тем, чего я хотел, и, хотя он не успел оценить результаты моего труда, но увидел начало того, что я в итоге закончу и превращу увлечение в карьеру. Загадочным образом его жизнь оборвалась как раз тогда, когда для меня началась новая эпоха – и на экране, и в жизни.
Трехнедельный практический опыт, полученный на съемках «Под кайфом и в смятении» очень помог мне осенью, когда начались занятия на втором курсе. Моей первой режиссерской работой стал документальный фильм «Колесницы чикано», о субкультуре лоурайдеров, распространенной среди испаноговорящего населения на юге США. В тот же год я снялся в эпизоде документального телесериала «Нераскрытые тайны» и еще одном музыкальном видеоклипе. Я был готов получить диплом и превратить «я стал бы, если бы мог» в «я могу и стану».
Я решил сразу после получения диплома отправиться в Голливуд на машине, на время остановиться у Дона Филлипса и найти работу – актером или в съемочной группе. Альма Каттруфф, менеджер по кинопроизводству в съемочной группе «Под кайфом и в смятении», пообещала мне место помощника по производству на съемках фильма братьев Коэн «Подручный Хадсакера», которые начинались через несколько месяцев.
Но сначала мне предложили крошечную – на один съемочный день – роль в фильме «Техасская резня бензопилой: следующее поколение» – эдакий Ромео, если Рене Зельвегер считать Джульеттой, – загадочный мотоциклист в черной кожанке и противосолнечных очках, который проезжает мимо школы в начале фильма, а в конце забирает героиню, чудом уцелевшую после адской ночи, и уезжает с ней в закат. У персонажа даже реплик не было.
За пару дней до начала съемок я встретился с режиссером Кимом Хенкелем, и он спросил, нет ли у меня знакомых, которые подошли бы на роль главного злодея, одноногого Вилмера. Я назвал имена двоих, которых знал по актерскому агентству Донны Адамс.
К своему четырехцилиндровому пикапу «додж», прозванному «Серфинг-Лонгвью», я прицепил арендованный перевозочный фургон, набил его под завязку, а потом заехал за сценарием, где были помечены сцены для субботней съемки. А в понедельник я отправлялся в погоню за голливудской мечтой. Как говорится, «иди на Запад, юноша!».
Со сценарием в руках я вышел из конторы и по асфальтовой дорожке пересек заросший газон, направляясь к своему пикапу, припаркованному на обочине. Открыл дверцу машины, встал на подножку, и тут вдруг меня осенило: «А почему бы не попробоваться на роль Вилмера?»
Я захлопнул дверцу, вернулся к офису и без стука вошел в кабинет.
– Эй, Мэттью, ты что-то забыл? – спросил Ким.
– Ага, забыл. Хочу попробоваться на роль Вилмера.
Ким удивленно посмотрел на меня:
– Что ж, интересная мысль. А когда ты хочешь прийти на пробы?
– Прямо сейчас.
– Сейчас тут никого из актрис нет, вот только Мишель…
Я взглянул на секретаршу за столом.
– Я согласна, – сказала она.
– А ничего, что я тебя сейчас до смерти напугаю? – спросил я.
– Ну попробуй, – ответила она.
Я пошел на кухню, схватил громадную поварешку и вернулся в кабинет уже в образе Вилмера, прихрамывая, якобы на механическом протезе. Я сдвинул письменный стол Мишель, загнал ее в угол и заставил завизжать от страха.
– Роль твоя, – сказал Ким.
– Ой, и правда было страшно, – подтвердила Мишель.
Я рискнул – и получил роль. Теперь на съемках мне придется провести четыре недели.
Все мои пожитки уже были упакованы в фургон, и от квартиры я отказался, так что позвонил приятелю, у которого был свободный диван. Поездка на Запад отложилась на месяц, потому что мне дали роль во втором фильме. Мне предстояло сыграть Вилмера, одноногого убийцу с грузовиком-эвакуатором и механическим протезом, пульт управления которым он потерял.
Спустя четыре недели, разбогатев на четыре тысячи долларов, я в «Серфинг-Лонгвью» с нагруженным прицепом выехал на 10-ю магистраль, чтобы за сутки доехать до Голливуда. Через двадцать часов непрерывной езды я добрался до городка Индио в Калифорнии и увидел дорожный указатель на съезд: «САНСЕТ-ДР». Сансет-драйв? Сансет-лейн? Бульвар Сансет? «Да какая разница! Это наверняка съезд к легендарному бульвару Сансет!» Было восемь часов вечера.
«Доехал с ветерком!» – подумал я и прибавил газу.
Еще в Остине я выбрал музыкальное сопровождение для своего триумфального въезда в Голливуд – заглавную песню The Doors с альбома «L. A. Woman». Диск лежал в кармашке двери. Я вставил его в проигрыватель и включил погромче. Клавиши Рэя Манзарека и бас-гитара Джерри Шеффа служили великолепными декорациями для моего знакомства с Калифорнией. Я врубил звук на полную мощность, ощущая, как пульсируют динамики и кровь у меня в жилах.
Оказалось, что Сансет-драйв – это вовсе не бульвар Сансет, а находится от него в 162 милях дальше по магистрали. В то время я этого не знал, а потому мне пришлось двадцать два раза подряд слушать одну и ту же песню, думая, что огни Голливуда вот-вот появятся из-за холмов.
К дому Дона Филлипса на пляже Малибу я подъехал в 22:36. Нажал кнопку дверного звонка. Ничего. Позвонил снова.
– Ну кто там еще? – наконец спросил Дон, не открывая двери.
– Это я, Макконахи! – крикнул я.
– А, Макконахи! Слушай, а давай
