просила отпустить ее…
— Отпустить? — мне показалось, это слово ошарашило Каргопольского.
Он смотрел на меня непонимающе, потом потер лоб.
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Каргопольский. В дверь всунулась голова Анны Сергеевны.
— Я прошу прощенья. Вадим Алексеевич просит напомнить, что вы с ним встречаетесь через десять минут.
Каргопольский поморщился.
— Процедуры. Пора уже это прекращать. — пробормотал он еле слышно, — Иду, Анна Сергеевна. — ответил он громче, не вставая с кресла.
Анна Сергеевна кивнула и скрылась за дверью.
Я поднялась и пошла к выходу, не дожидаясь, пока меня попросят. Если честно, я только и ждала предлога, чтобы свернуть этот странный разговор. Мне вовсе не улыбалось становиться скорой помощью для призраков.
— Прошу прощенья, Тина… Еще только один вопрос.
Я обернулась к нему.
— Волосы у нее рыжие?
— Что?
— У женщины, которую вы видели… были рыжие волосы?
Я помотала головой.
— Темные.
И снова изумленный, непонимающий взгляд.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Я поспешно ретировалась, не дожидаясь продолжения. Мне хотелось побыть одной.
***
Я брела в сторону актерского флигеля и вела невеселый диалог с голосом разума.
— Езжай домой, дура. — твердил он мне, — Ты же видишь, здесь опасно.
— А как же Лика? А как же роль? — слабо трепыхалась я.
— Еще вчера днем ты и знать не знала о Лике. Кто она тебе? А роль… Ты готова рискнуть головой ради сцены?
— Если кто здесь и рискует головой, то Лика. Ей же выпало вчера…
— Ты сама-то себе веришь? Ты прекрасно знаешь, что ты — жук-притворяшка.
— От навозника слышу. Я не могу уехать. Мне машину надо приводить в порядок.
— Вот приводи и катись на ней отсюда.
У меня не было сил ему возражать. Тем более, что он был прав. Почти во всем. Почти. Было что-то, что меня смущало. Не в доводах разума. Что-то, что я заметила при разговоре с Каргопольским. Что он мне наврал? Нет, не то. Я ему уже высказала по этому поводу и с его враньем как раз все ясно.
Что же другое? Я мысленно перебирала наш с ним разговор. И вдруг меня осенило. Тот момент, когда я призналась, что видела призрак! Он обрадовался. Но не просто обрадовался, он словно услышал то, что давно хотел услышать. Он ждал этого от меня. Он за этим меня искал. Значит, дело не в роли. Он искал не актрису, он искал меня!
Тут я по-настоящему разозлилась, причем больше на себя, чем на Каргопольского. Это ж какой надо быть дурой, чтобы поверить его вкрадчивым речам и лживым комплиментам! Он с самого начала имел какие-то тайные планы на мой счет, и сегодня на репетиции понял, что не прогадал.
Я остановилась посреди дорожки. Может вернуться и вытрясти из него душу? Заставить рассказать мне всю правду?
“— Ага, так он тебе и рассказал! Я прямо вижу, как он испугается, заплачет и признается в своих коварных планах! Езжай-ка ты лучше домой.
— А вот фигушки. Никуда я не поеду,
Я буду репетировать маркизу де Мертей и следить за этим… Борисом Павловичем. И, знаешь что? С чего ты взял, что я шарлатанка? Мои предсказания сбываются. И не важно, с помощью чего я их делаю. Может я экстрасенс?
— Ну тогда тебе дорога на первый канал.
— Можешь издеваться сколько влезет. Лике грозит опасность, я чувствую. Я должна присмотреть за ней, а заодно вывести Каргопольского на чистую воду!”
Решение было принято и мне стало легче. У меня даже сил прибавилось. Я взлетела по лестнице к себе на второй этаж, но притормозила перед Ликиной дверью. Может она уже вернулась? Я постучала, и к моей радости, живая, здоровая и вполне довольная жизнью Лика открыла мне дверь.
— Как ты? Как Давид? — спросила я с порога.
— Слава богу, обошлось. Ни переломов, ни трещин. Только ушибы. Вадим сказал, через пару дней будет как новенький.
— Я обязательно зайду к нему.
— К Вадиму?
— К Давиду.
— Лучше завтра, он сейчас спит, наверное.
— Он сильно злится на меня?
— Давид? Что ты, он и злиться-то не умеет. Он сказал — ерунда, с каждым может случиться.
— Он единственный, кто так считает. Все остальные думают, что у меня с головой беда. А монтировщик… Федор, кажется, прямым текстом мне это сказал. Вернее, проорал. Но их можно понять, я это заслужила.
— Ерунда. Федя сам виноват. Плохо ширму закрепил, это все понимают.
Он поэтому и орет. Если бы случилось что-то серьезное, Федя бы за это отвечал. С актрисы какой спрос? оступилась… Ты ни в чем не виновата.
— Да. Но видимо я вела себя неадекватно… — я поежилась, вспомнив женщину, тянущую ко мне руки.
— Тин… — Лика понизила голос, — ты что-то увидела?
Я кивнула.
— Я сразу поняла.
— Ты… тоже что-то видишь?
— Нет. Но я чувствую. Иногда на сцене становится так холодно, что прямо зубы стучат. Потом наступает тишина. Ни одного звука. И дышать очень трудно. Это длится буквально несколько секунд, но кажется, проходит вечность.
— И что же это, по-твоему, такое?
— Это она. Марфа. Я никому об этом не говорю. Но мне кажется… Борис Павлович тоже что-то такое чувствует.
— Почему ты так решила?
— Иногда во время репетиций он замирает иногда, как будто не видит нас и не слышит. И лицо у него такое… как у тебя сегодня. Я поэтому и подумала. Это было страшно?
— Очень. Не хочу рассказывать.
— Понимаю. — Лика деликатно помолчала, — Старая усадьба — это тебе не ЖК “Воронино”. Здесь происходят необъяснимые вещи.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот, например моя юбка сегодня. Я прямо почувствовала, как меня кто-то держит.
— Там гвоздик вбит. Ты за него зацепилась.
Лика будто не расслышала моих слов.
— Кенотаф этот… ну, камень. Марфы Сапожниковой… За него постоянно кто-то запинается и падает. Его несколько раз переносили на разные места, и везде та же история. Теперь его положили в таком укромном месте, под деревьями. Захочешь, не споткнешься.
— Я вчера об него споткнулась.
— Вот видишь. Кажется, все такие мелочи, но от этого всего бывает не по себе. А однажды мне показалось, что кто-то зовет какую-то Ольгу. Вроде: “Ольга, ты слышишь меня?” А у нас в труппе нет никакой Ольги.
— А где это произошло?
— Возле пруда, ближе к больничному корпусу.
— Женский голос?
— В том-то и дело, что мужской.
— Может это вообще за оградой?
— Нет-нет, совсем рядом. Я ужасно испугалась.
— А ты узнала голос?
Лика помотала головой. Глаза ее были испуганными.
— Очень глухой голос. Он шел как будто из-под земли.
— Я уверена, все это
