За бои в Любанской операции 37 воинов 25-й кд были награждены орденом Красного Знамени, 44 — орденом «Красная Звезда», многие — медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».
В начале июля 25-я кавдивизия была расформирована, а ее личный состав поступил на пополнение 19-й гвардейской дивизии, принявшей самое активное участие в следующей операции по прорыву блокады Ленинграда — Синявинской.
В. Н. Соколов
В штабе 13-го кавкорпуса
На фронт меня призвали рядовым. До середины октября 1941 г. воевал под Новгородом. Много дней и ночей провел в лесу. Спали всем отделением на хвойной подстилке. Одну половину шинели под себя, вторую — вместо одеяла. Ботинки всегда мокрые, так как разжигать костры строго воспрещалось. Умывались снегом и, замерзнув, давали «трепака», чтобы согреться.
18 января 42-го года мне приказали доставить пакет на КП 13-го кавкорпуса. Выдали зимнее обмундирование: полушубок и старенькие валенки взамен надоевших обмоток, в которых очень уставали икры.
Я добрался до пос. Пролетарий, где впервые за полгода переночевал в тепле. Утром в кузове «ЗИС-5» поехал в Шевелево, к переправе через Волхов. Немецкая оборона на западном берегу была прорвана, и мы переправились без происшествий. Слева были слышны короткие пулеметные очереди, да изредка ухали орудия.
Деревня Мясной Бор была начисто разрушена, уцелели лишь водонапорная башня из красного кирпича да один домишко. Неожиданно оглушил орудийный залп: наша пушка стреляла из ельника в 10 м от дороги. Боец-регулировщик поднял флажок и указал направление, как проехать вне видимости противника. Вскоре машина с бревенчатого настила вырвалась на асфальт и помчалась на предельной скорости. Но вот «асфальт» кончился, и машина вновь запрыгала по бревнам и колдобинам: то, что мы приняли за асфальт, было ледяной дорогой, построенной немцами — песчаная подушка, политая водой.
К вечеру мы были в небольшой деревушке Малые Вяжищи, где в крохотной хатке располагался командный пункт генерала Н. И. Гусева. Я сдал пакет и с ужасом ждал решения своей судьбы: направят в конную часть, а я только раз в жизни сидел в седле. Но, расспросив об образовании, меня оставили в строевом отделе штаба, и на следующий день я приступил к обязанностям делопроизводителя. Собственно, с делопроизводством справлялся пожилой сержант Сорокин, а мне предстояло вникать в обстановку, знакомиться с подразделениями и личным составом.
Начальником отдела был техник-интендант 1 ранга Карабухин — человек с крепкими нервами, без сантиментов. Моим непосредственным начальником стал зав. делопроизводством лейтенант Усольцев.
Три кавалерийские дивизии корпуса наступали в направлении Любани. Штаб перебазировался во Вдицко, затем в Чащу. 11 февраля конники достигли деревни Дубовик, но дальше продвинуться не смогли: глубокий снег, бездорожье, сена взять негде — все немцы подчистили. Под снегом — болота, в которых не было даже осоки. Кавалерия не смогла развить успех стрелковых дивизий и перешла к обороне в пешем строю.
Штаб разместился в Дубовике и оставался там до конца операции. 25 февраля в штабе корпуса побывал К. Е. Ворошилов. После его отъезда на Дубовик налетели семь «юнкерсов». Посыпались оконные стекла. Я выбежал на крыльцо и увидел, как прямо на нас, стремительно увеличиваясь в размерах, падают две бомбы. Через несколько секунд раздался двойной взрыв. Во все стороны полетели жерди, солома, комья земли. Бомбы падали одна за другой, и вскоре деревня представляла собой страшную картину перепаханной земли, окровавленного снега, человеческих рук, ног, голов, обрывков одежды и просто бесформенных кусков мяса. Такое не может привидеться даже в самом кошмарном сне. Несколько изб горели, повсюду валялись повозки, домашний скарб, трупы людей и лошадей. В зареве пожара метались люди, подбирая пострадавших. В тот день мы потеряли более ста человек.
Каждый вечер я отправлялся на склад получать продукты по строевой записке. Но 19 марта немцы впервые перекрыли «коридор» и снабжение прекратилось на целую неделю. «Мессершмитты» гонялись за каждой машиной, прорвавшейся к дороге, за каждой повозкой, каждым пешеходом. Продукты нам сбрасывали с самолетов. Однажды транспортный «дуглас», уходя от пулеметного огня «мессеров», сбросил груз возле бывшей баньки. Мешки с овсом и сухарями упали в сугроб. Большая часть мешков лопнула, и мы горстями выбирали все подряд: овес, гречневую крупу, махорку. Питались в основном кониной, пристреливая раненых лошадей. Оставшихся лошадей кормили соломой с крыш и распаренными березовыми ветками.
Вражеские самолеты навещали нас ежедневно. Мы привыкли к ним и не выходили из дома. Карабухин обычно говорил: «Вы, ребята, приберите документы, а я пока подремлю».
В новгородских домах подполы выстраивались в рост человека. В них держали овощи и мелкий скот. Входить туда можно было из дома или через утепленную дверь снаружи. От этой двери на случай отхода мы прорыли в снегу траншею до бани. Документы хранили в немецких металлических ящиках из-под мин. При каждом налете мы открывали люк подполья и перетаскивали туда ящики.
Однажды выдался пасмурный день, и мы надеялись отдохнуть от налетов. Неожиданно раздался взрыв: начался обстрел из 105-миллиметровых орудий. Выпустят несколько снарядов — часовой перерыв. До обстрелов мы спали на столах, укрывшись шинелями. Теперь пришлось перебраться на пол.
Вскоре мне присвоили звание лейтенанта. С присвоением звания появились новые обязанности — дежурства по штабу. Шалашик дежурного был сделан из жердей, покрытых еловым лапником, и находился в лесу. Крошечный комелек, телефон, коптилка, отрезок доски с картой для нанесения обстановки… Помимо дежурного, в шалаше находились еще телефонист и связной. Беспрерывно зуммерит полевой телефон: из частей сообщают о передвижении людей и техники, о пролетевшем самолете, ударившем орудии и т. п. Все это надо записать и передать оперативникам. Принимаются и передаются десятки кодированных телеграмм. В течение суток ни минуты покоя.
С едой становилось все хуже. В день получали по одному сухарю. Телефонист с утра брал топор и отправлялся на поиски конины. Варили ее без соли. Тошнило, но ели.
Немцы сбрасывали пропагандистские листовки. На одной, помню, был изображен пленный Яков Джугашвили, ему с улыбкой протягивал руку немецкий офицер.
Часто вместе с листовками сбрасывались мины-сюрпризы: разноцветные палочки с развевающимися ленточками — красивые игрушки, рассчитанные на любопытных.
С наступлением тепла все ощутимее становился запах тления. Организовали похоронные команды. Однажды ночью, возвращаясь из 80-й кавдивизии, я наткнулся на странную картину. На заснеженной поляне, освещенной луной, «стояли» трупы: похоронщики воткнули в снег найденных мертвецов, чтобы снова не искать.
26 марта проход был пробит, снабжение возобновилось, но бои под Мясным Бором не утихали: «коридор» то сужался до нескольких сотен метров, то вновь расширялся. Немцы получили подкрепление — баварский корпус.
