— Волга-матушка, — добавил Лёня. — Без большой воды не останешься.
Быстро произведя все торжественные ритуальные телодвижения и произнеся все сопутствующие этим телодвижениям высокопарные речи, начинаем делать то, что и положено делать здоровой, безалаберной юности — болтать, соревнуясь, кто более удачно обратит в смешное всё происходящее за последнее время в школе, Аральске и во вселенной…
И сразу стало заметно, что сегодня среди нас есть чужой. По недоумевающим взглядам Тесака было заметно, что он не одобряет такое беспричинное, непонятное ему жеребячье ржание. Ладно-ладно, тебе, Владимир! Признаём, что браконьер ты знатный. Но на манеру общения нашу посягать не надо. Вот когда доживём до твоих стариковских двадцати пяти… или сколько там тебе — тогда, наверное, и мы будем недовольным ворчанием сопровождать всё происходящее во вселенной.
Лёня рекомендует Игорьку:
— Горсть родной земли не забудь с собой в Саратов прихватить. Вот прямо здесь, на Проходе и возьми её.
Да, зачерпнуть на Проходе горсть родной земли легче всего, но вот как раз для совершения этого торжественного ритуала это место кажется Игорьку не совсем подходящим:
— Бедноватый здесь, на Проходе, состав у родной земли — один песок!
Надя обнадёживает Игорька:
— Мы тебе его обогатим. Подсыпем в горсть песка пару чайных ложечек дроблёных ракушек.
— И столовую ложку толчёной слюды, — вспоминает Люда минерал, которого полным-полно совсем недалеко, на Обрыве.
Обогащаю родную землю и я:
— Добавим туда кизячка с самым ядрённым ароматом.
— И несколько «бычков», собранных около «Рыбника», — ставит Лёня точку в обогащённой рецептуре «родной земли».
Предложенную рецептуру Игорёк принимает:
— Вот это уже лучше, вот это — по-товарищески. А когда приготовите эту обогащённую горсть родной земли, прошу аккуратно уложить её в шёлковый кисет, на котором шёлковой же нитью надо будет вышить эти заветные слова — «Горсть родной земли»… — Игорёк подумал немного и всё-таки решился: — Люда, успеешь до моего завтрашнего поезда сшить для меня такой кисет?
Ах, какие взгляды всех на всех, каждого на каждого! Чего только нет в этих взглядах. Но вот ожидаемого Игорьком взгляда — обещающего взгляда Люды — всё не было и не было. Уже неплохо зная её, я был почти уверен, что Игорёк и не дождётся такого взгляда.
Общее молчание вот-вот начнёт угнетать.
Может быть, так прийти Люде на помощь — попытаться заболтать эту тему?
— Ладно, ракушки, слюду и «бычки» легко найти. А вот так ли легко будет отыскать главный компонент для аромата «горсти родной земли» — качественный кизячок. До твоего поезда, Игорёк, едва ли успеем такой отыскать. Вот найдём потом его богатые залежи, приготовим, не торопясь, эту горсть, и в какой-нибудь подходящей таре тебе её пришлём. Заранее приготовь в Саратове заветный уголок, в котором ты будешь хранить эту реликвию.
Лёня возражает против предполагаемого места хранения реликвии:
— Какой ещё уголок! Под подушкой её надо будет всё время держать. И каждый раз перед сном со слезой на глазах вдыхать ароматы малой родины.
— Особенно — её главный аромат, — Люда одобряющей улыбкой отдаёт должное предложенному мной главному ингредиенту «родной земли».
— Ой, выветрится он быстро, этот главный аромат нашей малой родины, — смеётся Надя. — Придётся регулярно досылать в Саратов всё новые порции его носителя.
Давай-давай, девчата, тоже приобщайте Тесака и гостью Аральска к нашему стилю общения.
Игорёк стиль нашего общения, по-прежнему, поддерживал, но его взгляды на нас с Лёней говорили, что он предпочёл бы держать в Саратове в заветном уголке или под подушкой даже не вышитый Людой кисет с горстью родной земли, а шкатулку с полновесными горстями драгоценностей. Наши с Лёней ответные взгляды успокаивали: да не переживай ты, Игорёк. Найдём — разве мы забудем о твоей доле? Мы в неё ещё и от своих долей подсыпем — за твои там, в Саратове, нервные переживания.
Только нам троим были понятны эти короткие перегляды.
…Ага, а кто это так лихо несётся по Проходу в нашу сторону? Но как только мы замечаем, что это не «Казанка», а куда больший «Прогресс», и не под 10-сильной «Москва-10», а под 25-сильным «Вихрем-М», то понимаем: да это же сам старший рыбинспектор Аральска Ветрин. Только у него во всём Аральске такая лодка и такой мотор.
Заметив на берегу нашу компанию, рыбинспектор направляет свою лодку в нашу сторону. Тесак тут же встаёт и начинает нарочито угодливо улыбаться и кланяться.
— Никаких сетей у меня в лодке нет, товарищ инспектор, честное пионерское! — сразу заявляет он Ветрину, когда тот подходит к нам.
— Знаю я твоё «честное пионерское», Романенко. Показывай, что у тебя в лодке!
Сетей в лодке у Тесака действительно не было, чего ему было сегодня таскаться с ними, если весь день предполагалось провести на Проходе.
Про вторую лодку Ветрин только спросил:
— Гликовская?
— Да, — подтвердил я.
В эту лодку Ветрин даже и заглядывать не стал — знал, что ни я, да и никто другой в Аральске ни за какие коврижки не пожелает скомпрометировать Гликов.
Когда Ветрин на своей лодке стал отплывать, Тесак вытащил из своей сумки… это был даже не просто нож, а здоровенный тесак. И когда рыбинспектор отплыл подальше, Романенко стал открыто показывать, как будет перерезать тому горло. «Перерезав», вытер тесак от воображаемой крови о плавки, вытащил из сумки небольшой точильный брусок, демонстративно подправил «притупившийся» клинок и удовлетворённо посмотрелся в него, как в зеркало. Не за эту ли заботу о своём оружии и получил Тесак свою кличку?
Девушек передёрнуло. Пожалуй, не самого удачного учителя романтики выбрал для себя Игорёк. Но сейчас Тесак был вроде бы в нашей компании, да и рыбинспектор Ветрин для нас — далеко не мама с папой, чтобы броситься защищать его достоинство. Было и у меня с Лёней несколько не очень наваристых попыток порыбачить, нарушая законы родины.
…Надя первой нашла нужную тему для разговора, которым удобно было «забить» тяжёлую сцену. Обращаясь к саратовской гостье, нарочито строго потребовала:
— Ну-ка, Маша, сейчас же соглашайся, что Аральское море — лучше всех морей на Земле!
Правильная тема,
