Он шел вперед, часто останавливаясь, чтобы осмотреться иприслушаться, но единственное, что он слышал, было пение птиц и жужжание редкихнасекомых, которые только-только начали просыпаться после прохладной ночи.
Добравшись до вершины перевала, он снова остановился, чтобыпоглядеть на север — не потому, что там было на что смотреть, а как раз потому,что смотреть было не на что. Звериные следы шли дальше по узкой полоске травы всторону мертвого дерева, о котором говорил старик, а затем обрывались. По тусторону от этого дерева не было решительно ничего. Ни далеких горных вершин, ниоблаков. Ничего, кроме неба.
Мертвое дерево было белым, как кость, а его искореженныеветви, казалось, были воздеты в молчаливой мольбе к бесстрастному утреннемунебу. В этом было что-то пугающее, и Альтал почувствовал еще большую тревогу.Очень медленным шагом он продвигался по лежащей перед ним полоске травы, частоостанавливаясь, чтобы оглянуться назад, держа наготове копье. Пока что он неувидел никакой угрозы, но это было очень необычное место, и он не хотелрисковать.
Подойдя к дереву, он оперся на него рукой, чтобы немногособраться с духом, а затем осторожно заглянул через край вниз, туда, где, повсей видимости, должна начинаться бездна.
Там не было ничего, кроме облаков.
Альтал раньше много раз бывал в горах и часто оказывался надоблаками, поэтому вид не показался ему таким уж необычным. Но эти облакапростирались на север абсолютно беспросветно, и, насколько хватало глаз, срединих не торчало ни одной горной вершины. Здесь кончался мир, и дальше не былоничего, кроме облаков.
Он отошел от дерева и огляделся. Повсюду виднелись камни, онподнял один — размером примерно с человеческую голову — и зашвырнул как можнодальше с обрыва. Затем он прислушался.
Он долго вслушивался, но ничего не услышал.
— Что ж, — прошептал он, — должно быть, этото самое место.
Он отошел на некоторое расстояние от края мира и отправилсядальше на северо-восток.
Кое-где с соседних горных склонов осыпались камни, которыескатывались и падали с обрыва, а Альтал в рассеянности думал о том, могут лиэти внезапные камнепады распугать звезды. Эта мысль его почему-то оченьзабавляла. Ему становилось смешно, когда он представлял, как звезды бросаютсяврассыпную, словно стайка перепелок. Иногда его пугало холодное безразличиезвезд.
К вечеру он достал свою рогатку и подобрал несколько круглыхкамешков со дна высохшего ручья. В округе водились зайцы и похожие на бобровсурки, и он решил, что немножко свежего мяса на ужин все-таки лучше, чемжесткие ломти сушеной оленины, которую он нес в сумке, притороченной к ремню.
Это не заняло много времени. Сурки — животные любопытные, иу них есть привычка сидеть на задних лапах возле своих нор и смотреть напроходящих мимо путников. Глаз у Альтала наметанный, да и рогаткой он владеетнеплохо.
Он выбрал небольшую рощицу из низкорослых сосен, развелкостер и поджарил сурка на вертеле. Поев, он сел у огня и стал наблюдать, как всеверном небе переливается и сверкает всеми цветами радуги Божественный огонь.
Затем, сразу после восхода луны он, повинуясь какому-тоимпульсу, покинул свой привал и подошел к краю мира.
Луна мягко ласкала неясные вершины облаков далеко внизу, иони пламенели в ее лучах. Конечно, Альталу приходилось видеть такое и раньше,но здесь это было иначе. Обычно, совершая свой ночной путь, луна впитывает всекраски земли, воды и неба, но она не могла лишить Божественный огонь егокрасок, и волны радужного света в северной части неба тоже опаляли верхушкиоблаков под ними. Казалось, они играют там, в облаках, с бледным светом луны,подбивая радужные огни к любовным пляскам. В оцепенении глядя на мерцание иигру цветных огней, Альтал лежал на мягкой траве, подложив руки под подбородок,и наблюдал, как луна любовно заигрывает с Божественным огнем.
Но вдруг далеко за неровными вершинами земли Кагвера сновапослышался тот одинокий стон, который Альтал слышал уже в Аруме и потом в лесахнедалеко от лагеря Набьора. Он выругался, вскочил на ноги и вернулся к костру.Что бы это ни было, оно, очевидно, шло вслед за ним.
В эту ночь он спал неспокойно. Божественный огонь в северномнебе и плач где-то в лесах каким-то образом сплелись воедино, и это смешение,казалось, имеет какое-то значение, которое, как он ни бился, никак не могпостичь. Должно быть, ближе к рассвету его сны об огнях и плаче вытеснил другойсон.
Ее волосы были цвета осенних листьев, а руки и ноги имелитакие совершенные формы, что замирало сердце. Одета она была в короткую, скроеннуюна старинный лад тунику, а ее осенние волосы были тщательно заплетены в косы. Вее безупречно спокойном лице было что-то нездешнее. Во время своего недавнегопутешествия в цивилизованные южные земли Альтал видел старинные статуи, и лицоего ночной гостьи больше напоминало их древние лица, нежели лица ныне живущихлюдей. Брови ее были широкими и прямыми, а линия носа безупречно продолжалалинию лба. Ее губы были чувственными, замысловато изогнутыми и спелыми, каквишни. Глаза — огромными и необычайно зелеными, казалось, они глядели прямо вего душу.
Тонкая улыбка тронула эти губы, и она протянула ему своюруку.
— Пойдем, — сказала она мягким голосом, —пойдем со мной. Я позабочусь о тебе.
— Хотел бы, да не могу, — неожиданно для себясказал он и прикусил язык. — Я бы с радостью пошел, но мне трудновыбраться отсюда.
— Если пойдешь со мной, то никогда не вернешься, —сказала она ему своим волнующим голосом, — потому что мы будемстранствовать среди звезд, и фортуна никогда больше не предаст тебя. Твои днибудут полны солнечным светом, а ночи — любовью. Пойдем, пойдем со мной, мойлюбимый. Я буду о тебе заботиться.
И она поманила его и обернулась, чтобы повести за собой.
И он, в полном ошеломлении, последовал за ней, и они шлисквозь облака, а луна и Божественный огонь приветствовали их и благословляли ихлюбовь.
А когда он проснулся, в его душе были горькая пустота иощущение вселенской печали.
Следующие несколько дней он продвигался дальше на север,почти надеясь где-нибудь среди бесконечных облаков по ту сторону края мираразглядеть выступающую горную вершину или даже тень, которые послужили быдоказательством того, что это не было тем местом, где заканчивается все, ноничего не появлялось, и постепенно с большой неохотой ему пришлось признать,что этот отвесный уступ, вдоль которого он шел, действительно был краем мира ичто за облачной пустотой не было ничего.
