сыщику:
– Это что же получается, Родион Романович… Со мной вы ехать в Петербург отказались наотрез. Ничем не сумел заманить – ни патриотическими чувствами, ни деньгами, ни головоломками. И вот, два дня спустя, вы врываетесь в мой гостиничный нумер, прерывая сладкий утренний сон. Кричите про какое-то семейное дело, про певицу и генерала. Я, конечно же, ничегошеньки не понимаю и мне это, признаться, изрядно действует на нервы. Но что раздражает больше всего – вы, черт побери, в Петербурге! Хотя позавчера клялись, что в столицу больше ни ногой… Я ведь могу и обидеться.
– Не можете, Николай Павлович. Вы дипломат и прекрасно осведомлены, насколько важны взаимные уступки для достижения согласия всех заинтересованных сторон.
– Вы говорите, как Цицерон! – Игнатьев добавил в кофе подогретых сливок, сахару, отхлебнул из чашки, сладко зажмурился. – Хотя, к дьяволу Цицерона и все его римское право. Я несказанно рад, что кто-то другой заставил вас пересмотреть свое решение. Вы приехали в столицу, г-н Мармеладов, и поможете мне отыскать предателя, а я взамен окажу любую посильную помощь в вашем семейном деле. Уговор?
Сыщик пожал протянутую руку.
– Сумеете провести меня в офицерское собрание?
– Безусловно! Я вхож туда по личной протекции г-на Милютина[22]. Принимают вполне дружелюбно, я ведь тоже генерал, хоть и забываю об этом во время дипломатической службы. Гостям моим тоже будут рады, а если кто посмеет встать на дыбы, то я напомню, что сейчас у моего ведомства неограниченные полномочия… Поедем туда после завтрака. Кстати, вы не желаете откушать? Нет? Воля ваша. Поедем, Родион Романович, я и сам лицо заинтересованное. Мне нужно, чтобы вы указали на Белого медведя. А он там, я уверен!
– Где находится собрание? – уточнил Мармеладов.
– В доме Гвардейского корпуса. Это недалеко, на Екатерингофском проспекте. Занимает два этажа. В первом располагаются столовая, фехтовальный зал, бильярдная и курительная комнаты. Во втором – библиотека, кабинеты для переговоров, не терпящих чужого вмешательства, и три спальни – на случай если кто-то из достопочтенных генералов напьется до положения риз и не сможет уехать домой.
– Много пьют?
– По армейским меркам – немного. В основном за обедом, его никто в здравом уме не пропустит, поскольку угощают там душевнее, чем в любой французской ресторации. Ежедневно собрание посещают около двадцати высших чинов. Еще дюжина, как я уже отмечал, гостит в столице по случаю, эти генералы восстанавливаются от ранений и через неделю разъедутся по своим фронтам. Все они чопорные, ходят исключительно в мундирах, от блеска орденов глазам больно, – Игнатьев прикрыл лицо ладонью, будто спасаясь от нестерпимого блеска. – Статус свой напоказ выставляют. И ладно бы только генералы. Каждый из них начинал в эстандарт-юнкерах, сражался, служил Отечеству, пользу приносил. Ладно, генеральши – эти тоже по временам заезжают в собрание, – все они вышли замуж за молодых офицеров, мыкались по гарнизонам на окраинах империи, терпели попойки и выхаживали супругов, подстреленных в неудачных баталиях. Но вот дочка генеральская – ей-то чем гордиться? Что родилась на золоте? Что благодаря отцовским деньгам и связям она удачно устроится в жизни? Так себе повод для гордости…
Дипломат расправился с завтраком, промокнул усы салфеткой.
– А любовницы генералов?! Этих приглашают в собрание чаще, чем жен. Казалось бы, стыд, позор, пятно на честном имени – молчали бы уж, да каялись. Нет, тоже ходят гоголем… Вот этого я не понимаю.
– Чего же здесь непонятного?! – возразил Мармеладов. – Генерал есть надежный столп, на котором держится наша империя. Так утверждает в газетах военный министр. А любой столп непременно стараются оплести – то вьюнок, то виноградная лоза, то ядовитый плющ. Тут уж как повезет.
Игнатьев захохотал.
– Пожалуй, по части яда вы не то, что плющу, даже кобре не уступите, а, Родион Романович?!
– Этот город действует на меня не лучшим образом, – пояснил сыщик. – Обостряет все слова и мысли до состояния бритвы. Могу ненароком порезать.
– Буду иметь ввиду… Так с кем из столпов империи вы хотите переговорить?
– С генералом Ртищевым.
– Ртищев? А, это который на хомяка похож, – дипломат надул щеки и рассмеялся. – Ртищева лучше отловить до обеда. После пятой перемены блюд он тайком уходит вздремнуть, и вряд ли будет склонен к разговорам. Но генерал и так не слишком общителен. Захочет ли он разговаривать с незнакомцем…
– Захочет, – кивнул Мармеладов, – если вы напишете небольшое рекомендательное письмецо.
– О, да вы все продумали! Что ж, похвально, похвально. В любом вопросе я ценю предусмотрительность, – Игнатьев посмотрел в окно. – Особенно это касается погоды. Как вам петербургская осень? Без зонта не выйдешь. Вчера добежал от крыльца до кареты, а уж и вымок насквозь.
– Сегодня с утра моросило, но к обеду, глядишь, высохнет.
– И то радость! – дипломат вздохнул, отодвинул поднос с остатками завтрака, нацепил пенсне и взялся за перо. – Ну-с, диктуйте ваше письмецо…
X
Генерал Ртищев ненавидел лестницы. Подняться на тридцать девять ступеней – и какой злодей придумал столь изнурительное испытание?! Для человека внушительной комплекции это сущий ад. Уф-ф…
Иной толстяк взлетит на второй этаж, пританцовывая, и не запыхается. Бывают, знаете ли, такие шустрые и жеманные пузанчики, вроде давешнего Холодзяжко, которые все время суетятся и колышутся, будто фруктовое желе. Генерал же относился к иной породе и напоминал шмат сала – причем не бело-розового, фырчащего свежестью, а плотного, с проступающей на срезе солью и уже слегка пожелтевшего.
В офицерском собрании ему обычно хватало первого этажа, где располагались столовая и курительная комната. Но в этот раз пришлось подниматься на второй, по треклятой лестнице, поскольку свидание назначено в библиотеке. На верхней ступеньке Ртищев остановился, отдышался и промокнул платком лоб, который истекал уже даже не потом, а чистым жиром. Растянул пухлые губы в самой любезной улыбке и толкнул тяжелую дверь.
– Доброго здоровья, Николай Пав…
Генерал поперхнулся, оглядел книжные полки, два столика, заваленные подшивками газет, и с неприязнью уставился на Мармеладова, сидящего в кресле.
– Хм, неужели я ошибся?! – пробормотал он.
Достал из кармана записку, пробежал глазами, щелкнул крышкой позолоченного хронометра, убедился, что время и место совпадают.
– Нет, все точно. Потрудитесь освободить кабинет, сударь. У меня здесь назначена встреча с
