не увлекался, — сказал Спенсер.
Джон Арбэтт с удовлетворением посмотрел на свою трубку.
— Ну, тогда ты и не представляешь, как много потерял.
Майлс уселся на диване поудобнее.
— Он твердит мне это вот уже тридцать лет, Донован. Не верьте ему. Джон проводит свободное время, гоняя белые мячики, и пытается своим гольфом что-то доказать, но будь я проклят, если он меня хоть в чем-нибудь убедил. Спорт нужен для детей и спортсменов, а нам, городским жителям, он ни к чему.
Джон Арбэтт откашлялся.
— Берни рассказал мне о вашем вчерашнем разговоре. Имей в виду, Спенсер, мы не собираемся вмешиваться в твои дела. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Да, — сказал Спенсер, — я очень благодарен вам.
Джон кивнул головой.
— Итак, все ясно. Мы не собираемся вмешиваться, но мы очень — как бы это сказать — интересуемся тобой, не только как многообещающим молодым юристом, но и как человеком. Мы считаем тебя, я бы сказал, членом нашей семьи законников.
— Спасибо, мистер Арбэтт, — ответил Спенсер.
— Так вот, — Джон чиркнул спичкой, чтобы снова разжечь свою трубку, — Берни полагает, что ты недостаточно, скажем, встревожен случившимся. Он считает — пожалуйста, поправь меня, Берни, если я ошибаюсь, — что ты отнесся к его совету довольно небрежно и вообще его рассказ не произвел на тебя должного впечатления. Если это так, Спенсер, — Джон Арбэтт встал и обошел стол, чтобы быть ближе к Спенсеру, — если это так, значит, ты ошибаешься. Страшно ошибаешься. Положение весьма серьезно. Ты должен бороться, и борьбу следует начинать немедленно.
Наклонившись к Спенсеру, он не сводил с него сверлящего взгляда. Затем, вынув изо рта трубку, посмотрел на нее и снова вернулся к столу, чтобы зажечь спичку.
— Может быть, лучше подождать, пока они сами придут ко мне? — спросил Спенсер.
Майлс отрицательно покачал головой.
— Нет, не думаю, Донован. Вчера вечером я сказал вам, что действовать нужно немедленно. Вам следовало бы сегодня утром первым самолетом вылететь в Вашингтон. Вы должны были добиться личного свидания с Эдгаром Гувером. Это можно было бы устроить. Он бы вас выслушал. Он всех выслушивает.
— Но Спенсер не поехал в Вашингтон, — сказал Джон Арбэтт. — Возможно, он был занят более важными делами. — Он с раздражением взмахнул правой рукой, в которой держал трубку. — Тем временем мы узнали нечто такое, о чем, полагаем, следует известить и тебя. — Он сел и заговорил драматическим шепотом: — Я сообщаю тебе это по секрету и ни слова не скажу об источнике наших сведений.
Он замолчал. Спенсер смотрел на него.
— Завтра или послезавтра мистер Уолт Фаулер опубликует статью о тебе. Легко себе представить, что это будет за статья. Помимо всего прочего, он собирается обвинить тебя в принадлежности к коммунистической партии, — сказал Джон Арбэтт.
— Это произойдет, вероятно, завтра, — добавил Майлс.
Спенсер знал, что ему следует притвориться удивленным и потрясенным: этого от него ждали. Он вспомнил, как подобные чувства изображал один актер. Он не мог сейчас восстановить в памяти ни имя актера, ни содержание спектакля, но сразу представил себе неуклюжие движения ног — актер садился в этот момент — и какую-то странную перемену в его лице: оно казалось сплющенным. Думая об этой сцене, Спенсер проделал или пытался проделать те же самые движения — полусознательно, ибо все происходило очень быстро, но он следил за собой и где-то в глубине души порадовался, что у него получается так удачно.
— Я думаю, что этому ничем нельзя помешать... — заметил он.
— Ничем, — подтвердил Джон Арбэтт. — Фаулер — малый самостоятельный. Он никого не спрашивает, о чем ему писать, — ни издателей, ни редакторов. Ты знаешь эту кухню не хуже, чем я.
— Да, — сказал Спенсер. — Быстрая работа. Сегодня утром мне позвонил из Вашингтона Майрон Вагнер и предупредил, что надвигаются события. С ним говорил Фаулер.
— И вы все еще продолжаете сидеть сложа руки? — спросил Майлс.
— Я совсем не намерен сидеть сложа руки, мистер Майлс, — ответил Спенсер. — Простите, если произвел такое впечатление.
— Должен признаться, что у меня тоже создалось такое впечатление, — заметил Арбэтт. Его трубка снова потухла; он положил се на стол и скрестил руки. — Однако решать тебе. Мне хочется сказать только одно: статья Уолта Фаулера будет перепечатана во всех газетах. Ее прочтет вся страна. Ее увидят твои клиенты, и нынешние и будущие. Возможно, ты сумеешь возбудить против Фаулера дело о клевете, но, если даже ты это и сделаешь, все равно ущерб будет уже нанесен: сила печатного слова, «нет дыма без огня» и всякие такие штуки. От всеми уважаемого гражданина до подозрительной личности, Спенсер, — лишь один маленький шаг, а ты адвокат, ты не вправе подвергать опасности свою репутацию. Даже на сутки.
— Вы хотите сказать, что гнусный борзописец, вроде Фаулера, может погубить кого угодно — и правого и виноватого? — спросил Спенсер.
— Да, — ответил Майлс.
— Погодите, погодите вы оба, — сказал Джон Арбэтт. — По-видимому, наш юный друг задирает нос. Отстаивать свою веру, защищать идеи, или как там это еще называется, прекрасно и благородно, но такая игра опасна, не правда ли? — Он не дождался ответа Майлса и повернулся к Спенсеру. — Не пойми меня превратно, мой мальчик. Я целиком на твоей стороне, я сам всегда любил хорошую драку, но по нынешним временам надо быть осторожным. Когда ты взял на себя защиту Гордона Беквуда, ты сам стал одиозной фигурой. Не хочется еще раз напоминать, что я предупреждал тебя, однако ведь это так, а? Как раз здесь, в этом самом кабинете, семь или восемь месяцев назад. Разве я не предупреждал его, Берни?
— Да, ты говорил ему, — кивнул Майлс.
— Ну вот, — заключил Джон Арбэтт.
Спенсер встал и сразу же забыл о том, что сам затеял все это дело. Его негодование было искренним. Джон Арбэтт коснулся больного места. Спенсер подошел к окну и повернулся лицом к старикам.
— Мистер Арбэтт, вы и мистер Майлс знаете законы лучше, чем когда-либо буду знать я. Поэтому то, что я собираюсь сказать, быть может, покажется вам наивным, а может быть, даже нескромным. В нашей стране человек считается невиновным до тех пор, пока не доказана его виновность. Это, как я понимаю, — самый важный принцип американского правосудия. — Он поднял руку, так как Джон Арбэтт открыл рот. — Нет, пожалуйста, позвольте мне закончить. Я
