и появится в газете, это огорчит нашу семью больше, чем самого Сервера Серверо-вича. Вы приехали к нам недавно и, возможно, еще не знаете нашу семью. Будем живы, и встретимся, конечно, и познакомимся. Я считаюсь одним из заметных людей на селе. Словом, откровенно сказать, фельетон о племяннике очень подорвет и мой авторитет. Многие будут этим огорчены. Но ведь найдутся и такие, кто обрадуется, вот что плохо. Начнут хихикать завистники. Нехороших людей, завистников много… А своего оболтуса мы уже наказали за его проделки как следует, взгрели, будьте уверены! И без фельетона пропесочили. Поэтому… Если можно… Постарайтесь уж… Мы вашу доброту оценить сумеем…
Третий звонок был протяжней двух предыдущих, по Тораеву он показался мягче и тише. После обмена приветствиями звонивший не стал долго тянуть, а сразу начал выкладывать свою просьбу. Но редактор по тону его и первому слову уже догадался, о чем пойдет разговор. И поспешил поставить точку.
— Вы так стараетесь сделать свой голос жалобным, что я подозреваю — не вы ли и есть сам Серверов?
— Помилуйте, да разве Серверов посмеет звонить такому человеку, как вы! Никогда не посмел бы он вас беспокоить, — взмолился жалобный голос. — Ему самому стыдно и неловко… Я друг Сервера Серверовича. Друг не просто так, а самый близкий, родной друг… Но хотя я и друг ему, и живем мы с ним душа в душу, я все же ничуть не жалею Сервера Серверовича. Да, да, поверьте мне! Провинился — пусть отвечает… Волнует и тревожит меня другое. Сервер Серве-рович еще молод, вся жизнь у него впереди. Недавно, знаете, он женился. Ва, какая у него чудесная жена! А всего четыре месяца назад у них родился ребеночек. Такой хорошенький мальчик, просто загляденье! Похлопаешь ему в ладошки — он сразу заулыбается и смотрит на тебя такими умненькими глазенками и ножками толстенькими перебирает. Смеется так весело!.. Вот кого мне жалко — невинную молодую женщину и невинного младенца… Вы, наверное, сами поняли, товарищ редактор, что я хочу сказать.
Семья. Жена. Ребенок. Магические слова. Они оказывают на человека размягчающее действие. Если бы люди, подобные Серверову, придавали им должное значение, не было бы таких явлений, как эгоизм, забота лишь о собственных удовольствиях, собственных страстишках.
Друг Серверова был или большим пройдохой, или очень умным человеком. Рассказывая о жене и ребенке, он знал, по каким струнам сердца бить. Слова его произвели впечатление на Тораева. Положив трубку, редактор погрузился в глубокое раздумье.
"А может, и в самом деле будет лучше, если не печатать фельетон?.. Стоит ли выносить его на общественное обсуждение? Послать материал в колхоз с предложением обсудить на собрании и принять на месте меры?.."
Если бы телефон не зазвонил в четвертый раз, если бы он помолчал хоть немного, возможно, Сары Тораев и остановился бы на этом решении. С таким намерением он уже протянул руку к электрическому звонку, чтобы вызвать к себе автора фельетона… Но не успел редактор нажать на кнопку, как зазвонил телефон. Нет, точнее, не зазвонил, а прямо-таки завизжал. Затрезвонил во всю мочь. Аппарат чуть ли не подпрыгивал, оглашая резкими звонками просторный кабинет.
Голос, раздавшийся после таких звонков, не походил на прежние. Голос этот был басовитым и строгим:
— Алло! Кто это?
— Тораев.
— Редактор, значит. А знаешь, кто с тобой говорит?
— Нет, не догадываюсь.
— Мой голос, надеюсь, должен быть тебе знаком.
— Кто бы вы ни были, я вас не знаю.
— Во-он как! Наверное, ты думаешь, если стал редактором, так и нос можешь поднимать? — Бас, солидно откашлявшись, назвал свое имя. — Теперь-то узнаешь?
— Да, теперь узнал.
— Ну, если узнал, слушай меня.
— Я вас слушаю.
— У тебя других дел нет, кроме как поручать своим подчиненным писать фельетоны о Серверове?
— Я никому не поручал, автор написал сам.
— Кто написал?!
— Один наш сотрудник.
— Я тебя понимаю, — смягчился бас, — соблюдать редакционную тайну ты, конечно, обязан. Да, это нужно, согласен. Только вот что… Ты слышишь меня?
— Слышу.
— Если слышишь, то я хочу у тебя спросить. Ты знаешь, кем работает брат Серверова?
— Какое имеет отношение брат к этому делу?
— Нет, я у тебя спрашиваю. Знаешь, кем работает брат Серверова?
— Нет, не знаю.
— Жаль. Тебе следует это знать.
— Для меня безразлично, кто его брат.
— Молод ты еще, потому глуп! Как это безразлично?! Тебе ведь еще работать… расти надо.
— Что вы этим хотите сказать?
— Не прикидывайся непонимающим! Мое дело — предупредить. Не говори потом, что не знал и ошибся… Хоп!
После четвертого звонка редактор стал хмурым, как туча. Когда он клал трубку, рука у него дрожала. Скоро к нему должен был зайти секретарь обсуждать очередной номер газеты. Но редактор не мог уже ждать ни минуты. Не мог усидеть на месте. Он сам пошел к секретарю:
— Где ваш фельетон?
— Вы же сами сказали, что факты…
Сары Тораев не дал ему договорить. Перебил:
— Все факты подтвердились. Посылайте фельетон в набор. Поставьте его в завтрашний номер. Пусть народ читает!
Секретарю этого только и надо было. Фельетон тотчас пошел в набор. На другой день он появился в газете.
И с того самого дня телефон нового редактора не умолкал. Звонил непрестанно.
Звонкам этим больше всех радовался ответственный секретарь редакции.
На нашей улице
Маленькие рассказы
1. САД
Этот сад известен каждому на нашей улице. Я видел его в разное время года — и всегда он по-особому хорош, даже когда глухо и настороженно шумит в зимние ветреные ночи.
А весной! О, когда цветут урючины, или яблони, или вишни, от него просто глаз отвести невозможно!
И осенью сад хорош. И вовсе он не печален, как принято думать, не навевает грустных мыслей, хотя все в этом саду делается по законам природы: и желтые листья падают на сырую землю, и спелых плодов уже нет на обнажающихся ветвях, и запах совсем не такой, как летом, — пахнет и влагой, которую начинает копить почва, и дымком от костров, в которых сжигают опавшие листья, и еще чем-то напоминающим близкую зиму. И все-таки не грустно здесь, нет. Может быть, потому, что целыми днями между деревьями можно видеть старого Каджара-агу, слышать его бормотанье или встретить вдруг его добрый взгляд и обрадоваться тому, что он жив и здоров…
Каджар-ага живет здесь один. Ни к сыну-инженеру, что работает в Небит-Даге, ни к дочери, вышедшей замуж за ленинградского аспиранта, он не поехал. От их приглашений отмахивался по-стариковски: "Куда уж в мои-то годы! Мне
