Вдруг его голова резко качнулась вперед, и он понял,насколько сильно набрался. Пытаясь сохранять достоинство, он распрямился. Губыу нее были не темно-розовыми, не светло-розовыми, а имели какой-то другой,более глубокий естественный цвет. Нет, это была не краска. В гондоле онпробовал ее губы на вкус и на запах. Незнакомка была необыкновенно хороша.Особенно притягивали ее глаза, смотревшие на него не отрываясь.
А ее платье с вышитой лентой, туго облегающей край декольте!Ему тут же захотелось скользнуть туда рукой, разорвать эту самую ленту ивыпустить груди на свободу.
— Почему ты ждала столько лет, чтобы прийти комне?! — игриво засмеялся он.
Но ее лицо внезапно переменилось.
Как будто ее всю передернуло. Но это случилось так быстро,что Карло не был уверен, что это ему не померещилось. Теперь же, откинувшись настуле, красавица растянула губы в улыбке и слегка прищурила глаза.
— Кажется, время — самое удачное, — ответила она.
— Да, удачное, — эхом откликнулся он.
«О, если бы ты знала, если бы ты только знала!» Всякий раз,держа в объятиях женщину, Карло думал, что обнимает свою жену, и это свою женуон прижимал к себе все крепче и крепче, а потом наступал ужасный момент, и онвидел, что это совсем не Марианна, это просто никто, просто кто-то... как этавот... как эта шлюшка.
Лучше не думать сейчас обо всем этом. Лучше не думать ни очем.
Карло протянул руку и поставил пылающую свечу справа отсебя.
— Это чтобы лучше видеть тебя, дитя мое, —иронично сказал он, пародируя французскую детскую сказку.
Потом засмеялся и прислонился головой к высокой спинкетяжелого дубового кресла.
Но когда женщина наклонилась вперед, поставила локти на столи придвинула лицо к свету, он испытал внезапное потрясение. У него перехватилодыхание, и он оцепенел, слегка приподняв плечи.
— Я пугаю вас? — прошептала она.
Карло не ответил. Было нелепо бояться ее! Но онпочувствовал, как в нем закипает злоба, вспомнил, что его ждет неизбежноеразочарование, что за всем этим таинственным выражением лица в конце концовокажется скрыто лишь кокетство, а также, возможно, вульгарность и, уж самособой разумеется, алчность. Он почувствовал страшную усталость. Измотанность. Аэта комната была такая тесная... Он представил себе, как ложится в собственнуюпостель, представил себе, что Марианна лежит рядом... А потом подумал медленно,с горечью: «Она в могиле».
И вообще, для всего этого он был слишком пьян. Он боялся,что его сейчас стошнит. И уж совершенно точно он знал, что не сможет получитьполное удовольствие.
— Но почему вы так печальны? — спросила хозяйкакомнаты своим мурлыкающим голосом.
Ему показалось, что она и в самом деле хочет услышать ответ.И еще в ней было что-то такое властное... Но что же? Какая-то беспощадность всочетании с красотой. Она и вправду могла бы заставить его... Но ведь вначалеон всегда так думал, а чем все заканчивалось? Возня среди простыней, потомвсплеск его жестокости, хотя и весьма слабый, а потом непременный торг и иногдаугрозы. Да, он был слишком пьян для этого, слишком пьян.
— Я должен идти, — сказал Карло, еле шевелягубами.
Он бы сейчас вынул кошелек — если он все еще при нем.Табарро! Что сталось с его табарро? А, вот оно, на полу. Но она оказалась быполной дурой, вздумай его обокрасть. И она отлично это знает.
Лицо женщины казалось ему... слишком большим. Невероятнобольшим. И в то же время ее черные, широко расставленные глаза были совершеннопоразительными. Он смотрел на ее пальцы, которыми она играла с локонами увисков, на ее точеный лоб, поднимающийся безупречно ровно к дорогущемуфранцузскому парику. Но руки ее были слишком крупными для красивой женщины, онибыли слишком крупными для любой женщины. А еще эти глаза! Внезапно все поплылоу Карло перед глазами, и он на мгновение перестал понимать, где находится. Онвспомнил, что точно такое же ощущение испытал в гондоле. И это не имелоникакого отношения к воде. Или имело?
Ему казалось, что комната движется, точно они все еще сиделив узкой лодке.
— Я должен... идти. Мне нужно лечь.
И тут он увидел, что женщина встает.
Встает, встает и встает.
— Но это невозможно, — пробормотал Карло.
— Что невозможно? — прошептала она.
Она встала над ним, и он вдохнул ее аромат, который был нестолько запахом французских духов, сколько ее собственной свежестью, еесладостью, ее юностью. Красавица что-то держала в руках. Что-то, похожее набольшую петлю, сделанную из... из кожи. Ремень с пряжкой.
— Невозможно, чтобы ты... была такая высокая, —ответил Карло.
А она подняла петлю над его головой.
— Вы только сейчас это заметили? — спросила она сулыбкой.
«Чертовски хороша!»
В этот момент ему казалось, что он может влюбиться в нее,представить себе это, полюбить ее. Ему казалось, что в ней присутствует что-тотакое... Не предсказуемая таинственность и неизбежная вульгарная сущность, ачто-то бесконечно более сильное, неистовое...
— Но что это ты делаешь? — удивился он. — Чтоэто... у тебя в руках?
Они были совсем не похожи на человеческие, эти руки.
Женщина накинула кожаную петлю на него. «Как странно онасебя ведет!» Он посмотрел вниз и увидел, что петля стянула ему грудь ипредплечья.
— Что это ты сделала? — опять спросил Карло.
А потом, попытавшись пошевелиться, понял.
Она накинула петлю и на спинку кресла, затянув ее так туго,что он не мог наклоняться вперед, а руки мог поднять только до локтя. Все этобыло ужасно странно!
— Нет! — сказал он, улыбаясь. Потом резко согнулруки в локте, вскинув руки вверх и чуть не расплескав фляжку с бренди. Ивнезапно дернулся вперед.
Это оказалось невозможно. Огромное, тяжелое кресло нешелохнулось.
— Нет! — повторил он снова. Его улыбка сталахолодной. — Мне это не нравится. — И, словно воспитывая маленькогоребенка, ласково покачал головой.
Но женщина зашла за его спину, так что он не мог более еевидеть. Попытавшись растянуть ремень правой рукой, он понял, что петля затянутаслишком крепко.
Тогда, скрестив руки, он схватился за ремень обеими руками.Бренди упало на стол. Мокрые пальцы скользили по коже ремня. Что-то крепкодержало ремень сзади.
