class="p">Я на карусели.
Я соскальзываю.
Я падаю.
Это произошло снова.
Последний удар.
Мир превратился из твердого в расплывчатый; меня затянуло в водоворот болезни.
Глава шестая
Килл
У бегства была определенная привлекательность.
Если бы я знал, что он не пойдет за мной, я бы украл байк и стер «Кинжал с розой» в пыль. Но чтобы уйти, мне пришлось бы вырезать себе сердце, потому что я никогда не был бы целым, если бы не был с ней.
Она спасала меня, разрушая меня.
А теперь я оказался в ловушке.
Бесконечно.
— Килл, пятнадцать лет
В среднем у мужчины примерно пять литров крови.
«Рубикс должен мне до последней капли в своем теле».
Клео была в их лапах пятьдесят пять часов.
Девяносто тысяч секунд с тех пор, как она ангельски спала рядом со мной.
Блять…
«Нет, подождите. Неправильно».
Три тысячи шестьсот секунд были в часе. Таким образом, с тех пор, как я видел ее в последний раз, прошло сто девяносто восемь тысяч секунд.
По моей спине стекал холодный пот.
Еще одна ошибка. Еще один математический расчёт, в котором я облажался.
«Дерьмо».
Неужели эта травма лишила меня того дара, который мне был дан? Неужели все мои торговые последовательности, уловки и секретные формулы разбились о камни моего бесполезного гребаного мозга?
В моей голове была тьма и смог.
Мои нейроны неисправны и потухли.
Были отрывки знаний, но не полностью. Коды были взломаны — не связаны и фрагментированы.
«Черт, я неисправен».
Страх преследовал меня, сомкнув когти вокруг моих мыслей.
Я заставил свой байк ехать быстрее.
«Неважно».
У меня не было времени на жалость к себе.
Клео держали в заложниках сто девяносто восемь тысяч секунд. Чтобы заплатить мрачному жнецу, я должен был отомстить как можно лучше, прежде чем убью тех, кто причинил боль моей женщине.
Моя головная боль усилилась; ил покрыл мои синапсы. Я плыл против течения и запыхался.
«В среднем у мужчины примерно пять литров крови».
Наказав мотоцикл очередным рывком скорости, я заставил свой мозг подчиниться. В проблеске разума ко мне пришла фигура.
Фигура точной мести.
Мои мысли превратились из хаоса в спокойствие.
«Пять литров на пятьдесят пять часов».
Ноль-точка-ноль-ноль-пять капель крови в секунду.
«Вот сколько они заплатят, когда я доберусь до них».
Тьма была нашим союзником, пока мы мчались через сонный городок, которым управляет «Кинжал с розой».
С рычанием механической силы мы проскользнули через пригород.
Моя старая семья.
Мой старый дом.
Было еще не поздно — около полуночи, — но улицы были заброшены. Там не было подростков, играющих на качелях, на которых я впервые поцеловал Клео. Не было парочек, выходящих из закусочной.
Пусто.
Бездушно.
Только мы.
Мое тело болело, как будто мы ехали несколько дней, и моя голова — черт, моя голова была проклятым осиновым гнездом агонии.
С каждой милей, которую мы проезжали, становилось все хуже.
Я едва мог повернуть шею, чтобы проверить движение. Я не мог видеть, не моргая сквозь черные точки и не подавляя тошноту. Мне пришлось прилагать титанические усилия.
В ту секунду, когда Клео снова окажется в моих объятиях, я потеряю сознание.
И наркотики.
Много-много наркотиков.
Мы не останавливались, пока не проложили путь через город к окраинам. Наши двигатели прорезали застойную тишину, как бензопила по хлебу. Моя кожа покалывала от тревоги и адреналина. Теперь, когда мы были близко, я хотел ворваться в лагерь и забить насмерть ублюдков, которые это сделали.
Я хотел выть и прийти в ярость, не обращая внимания ни на что, кроме как на правосудие.
Свернув в тот же тупик, где я припарковал байк, когда привел Клео, чтобы освежить ее память, мы выехали на заросший травой необитаемый край. Подлесок препятствовал любым попыткам озеленения со стороны муниципальных советов, предлагая естественную защиту, чтобы спрятать байки.
В ту секунду, когда мы заглушили двигатели, теплый воздух окутал мою холодную кожу от долгой езды без куртки. Одежда мужчины, которую украл Хоппер, не вызывала страха и не намекала на мою репутацию безжалостного президента. Спортивные штаны были слишком короткими, и я бы предпочел остаться с обнаженной грудью, чем еще одну гребаную минуту носить ужасную гавайскую рубашку.
— Ты выглядишь как бомж, Килл, — Мо хихикнул, слезая с байка, когда Хоппер спрыгнул с него.
Я бросил на него ледяной взгляд. Даже от этого небольшого движения у меня на лбу выступил липкий пот, угрожающий потерей сознания.
Хоппер слегка улыбнулся.
— Но он прав. Может быть, ты сможешь убить их, заставив смеяться до смерти?
— Заткнитесь на хрен, вы оба, — я зафиксировал руль и перекинул ногу через горячую машину. В тот момент, когда мои ноги коснулись твердой земли, я закачался, как пьяный.
Ночное небо блестело от нашего намерения; сияли серебряные звезды и растущая луна, готовые стать кроваво-красными в ответ.
Грассхоппер прочистил горло.
— Остальные члены клуба уже на своих позициях. Получил сообщение около пяти минут назад.
Медленно повернувшись, чтобы не нарушить неуравновешенное столпотворение в моей голове, я кивнул.
— Хорошо.
Подкрепление было отправлено вперед. Я позвонил, когда мы свалили из больницы.
За все годы, что я был президентом, я лишь дважды призывал их на помощь в бою: один раз, когда отбивался от вторгшегося картеля, и еще раз, когда хотел расширить сферу нашего влияния и поглотить больше клубов под нашим именем.
Каждый раз мои люди сражались храбро и преданно.
Каждый раз они получали щедрые награды.
И сейчас не будет исключением.
Но на этот раз все будет иначе. По-другому, потому что это было началом всего, над чем мы работали. Начало перемен.
«Я хочу большего. Я заслуживаю большего, чем дает этот образ жизни».
— Пойдем, — Мо кивнул, глядя на подлесок. — Чем скорее это закончится, тем скорее мы сможем взорвать какое-нибудь дерьмо и вернуться домой.
Я пытался скрыть свое легкое покачивание и то, как даже темнота причиняла боль моим глазам. Но, конечно, Мо это видел насквозь.
Затем он подошел ближе.
— Ты Президент, Килл. Ты тот, кто дергает за ниточки на этой вечеринке. Но сегодня позволь нам быть впереди, да?
Хоппер замер. Я был хорошо известен тем, что был на передовой. И никогда не просил других делать то, что боялся делать сам. Я покачал головой и сразу остановился.
«Твою мать, это больно».
Я проглотил