женщины. Что, если он тебе ее уступит, возвратит, отдаст?
ГОТЬЕ (выхватывая кинжал). А! Проклятие!
БУРИДАН. Молодой человек!..
ГОТЬЕ. О господи, смилуйся надо мной!
БУРИДАН. Половина девятого. Маргарита ждет. Готье, неужели ты заставишь ее ждать?
ГОТЬЕ. Где она? Где она?
БУРИДАН. В Нельской башне.
ГОТЬЕ. Хорошо! (Направляется к выходу.)
БУРИДАН. Ты забыл ключ.
ГОТЬЕ. Дай сюда.
БУРИДАН. Еще одно слово.
ГОТЬЕ. Говори.
БУРИДАН. Это она убила твоего брата.
ГОТЬЕ. Проклятие!.. (Исчезает.)
Сцена 4-я.
Буридан, затем Ландри.
БУРИДАН. Вот и отлично! Ступай к ней, и погубите друг друга. Отлично! Если Савуази так же точен, как они, он захватит не совсем обычных пленников. Теперь мне остается узнать, что стало с этими двумя несчастными детьми. О, если б я их нашел, чтобы разделить с ними мое счастье, чтобы опереться на них! Если я не вытяну из Ландри, что с ними стало, значит, он хитрее меня. Вот и он.
Входит ЛАНДРИ.
ЛАНДРИ. Вы хотели еще что-то сказать мне, капитан?
БУРИДАН. Ничего особенного… Скажи, сколько времени потребуется этому юноше, чтобы добраться отсюда до Нельской башни?
ЛАНДРИ. Сейчас лодки не достать, так что ему придется идти до Мельничного моста… Примерно с полчаса надо.
БУРИДАН. Хорошо. Поставь-ка на стол песочные часы. Я хотел поболтать с тобой, Ландри, о наше старой дружбе, о боях в Италии. Тащи второй стакан и садись.
ЛАНДРИ. Да, славные были походы и хорошие времена. Дни проходили в сражениях, ночи в разгуле. Помните, капитан, что за вина были у того богатого приора в Генуе? Мы их вылакали до последней капли. А помните, увезли из женского монастыря всех монашенок до последней? Воспоминания-то приятные, но и грехи тяжкие, капитан.
БУРИДАН. В день смерти грехи наши лягут на одну чашу весов, а добрые дела на другую. Надеюсь, ты совершил их достаточно, чтобы они перевесили.
ЛАНДРИ. Точно, точно, я сделал несколько добрых и похвальных дел. Надеюсь, за них…
БУРИДАН. Расскажи-ка про них. Это весьма назидательно.
ЛАНИДРИ. Когда в начале этого года судили тамплиеров, не хватало только одного свидетеля, чтобы дело господне восторжествовало и можно было приговорить к смерти Жака де Моле, их великого магистра. Один почетный бенедиктинец обратил на меня взор и подучил меня дать ложное показание,– а я его слово в слово повторил на суде, как чистую правду. На следующий день еретиков сожгли во славу господа и нашей святой веры.
БУРИДАН. Продолжай, любезный! Мне еще рассказывали какую-то историю о детях…
ЛАНДРИ. Да, случилось это в Германии! Бедный ангелочек! Надеюсь, уж он-то на том свете молит бога за меня. Представьте, капитан, охотились мы как-то за цыганами – вы сами знаете: они язычники, идолопоклонники и неверные. Мчимся мы через их деревню, а деревня уже вся в огне. Вдруг я слышу плач в одном горящем доме, вхожу туда и вижу: лежит там несчастный забитый цыганенок. Я туда, сюда, нашел воду в ведре и в один миг окрестил его. Вот он и стал христианином. Ну, ладно, вынес я его из огня да подумал,– завтра родители-то вернутся, и все крещение пойдет насмарку. Взял я ребенка аккуратненько положил обратно в люльку да и вернулся к товарищам. Только вышел, а крыша тут же рухнула.
БУРИДАН (рассеянно). И ребенок погиб?
ЛАНДРИ. Конечно. Но конфуз-то кому? Сатане, который пришел за языческой душой и обжег пальцы о душу христианскую.
БУРИДАН. Да, я вижу, ты всегда был человек праведный. Но я хотел узнать о других детях, о тех двух младенцах, которых Орсини…
ЛАНДРИ. Знаю, знаю, про что вы говорите.
БУРИДАН. Ну?
ЛАНДРИ. Да, да, это были двое несчастных малюток. Орсини приказал мне утопить их, как слепых котят, а я поддался искушению оставить их на этом свете: он ведь уверил меня, что они крещены.
БУРИДАН (живо). И что же ты с ними сделал?
ЛАНДРИ. Я подкинул их на паперть собора богоматери, где принято оставлять таких малышей.
БУРИДАН. Знаешь ты, что с ними стало?
ЛАНДРИ. Нет. Знаю, что их подобрали, вот и все, потому что вечером их уже на том месте не было.
БУРИДАН. Ты не оставил какого-нибудь знака, чтоб их можно было впоследствии опознать?
ЛАНДРИ. Как же, как же? Я им нацарапал кинжалом,– ох, и ревели они, да ведь это было для их же блага,– по крестику на левой руке.
БУРИДАН (вскрикивая). Крест? Крест на левой руке. Одинаковый у обоих? О! Скажи, что не крест, скажи, что не на левой руке, скажи, что ты оставил какой-то другой знак…
ЛАНДРИ. Именно крест и никакой другой знак, именно на левой руке и не на какой другой.
БУРИДАН. О горе, горе! Дети мои! Филипп! Готье! Один погиб, а другой близок к смерти… Оба убиты – один ею, другой мною! Суд божий! Ландри, где достать лодку, чтобы опередить этого юношу?
ЛАНДРИ. У рыбака Симона.
БУРИДАН. Тогда бери лестницу, шпагу и следуй за мной.
ЛАНДРИ. Куда капитан?
БУРИДАН. В Нельскую башню, несчастный!
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ.
НЕЛЬСКАЯ БАШНЯ.
Сцена 1-я.
Маргарита, Орсини.
МАРГАРИТА. Понимаешь, Орсини? Это крайняя необходимость. Еще одно убийство, но последнее. Этот человек знает все наши тайны, а значит, речь идет о жизни и смерти – и для меня и для тебя. Если бы я не боролась с ним так упорно все эти три дня, хотя чуть не уступила ему, мы с тобой уже погибли бы.
ОРСИНИ. Да у этого человека на службе сам дьявол, если он знает о наших делах.
МАРГАРИТА. Не все ли равно, как он узнал о них,– важно, что он о них знает. Одним словом, этот человек бросил меня к своим ногам, как рабыню. Он видел, как я, одну за другой, разрезала на нем веревки, завязанные по моему приказу. И этот человек, который знает наши тайны и видел мое унижение, имел неосторожность назначить мне свидание – свидание в Нельской башне! Вначале я колебалась, но, подумай сам: совершить такую неосторожность – значит искушать бога. Он сам напросился сюда, тем меньше у нас оснований для угрызений совести.
ОРСИНИ. Ну ладно, пусть еще и этот. Я сам запросил передышки, но теперь первый говорю: да, это необходимо.
МАРГАРИТА. Правда ведь необходимо, Орсини? Видишь, ты тоже хочешь его гибели. Если бы даже я тебе не приказывала, ты покончил бы ради собственной безопасности, не так ли?
ОРСИНИ. Да, да, но уж потом передышка. Если ваше сердце еще
