Черный чехол за спиной отлично сочетается с монашеской рясой. Которую я собираюсь сменить на удобные штаны и куртку в самое ближайшее время.
Но перед магазином одежды Костик артачится и отказывается финансировать моё обновление. И, как любой порядочный антивирусник, я вынужден умолять. Приосанившись, опять вспоминаю жену-фотомодель и прошу её интонацией:
– Мне носить нечего. Не могу же я в одном и том же ходить постоянно! Имей совесть. Ты совсем обо мне не думаешь! Да я как оборванец выгляжу?..
– Сестра Литиция, вы только что заказали три серебряных пули. Умерьте свой аппетит, пожалуйста.
Черт, почему опять сбой-то?!
Вообще-то я десять пуль хотел заказать. Но одна серебряная стоит в двадцать раз дороже обычной, и мне, банально, не хватило денег.
Преподобная жадина и зануда не переставая жужжит над ухом, что вооружаться дело не только не Богоугодное, но и дорогостоящее.
Ладно, будем работать с тем, что есть.
Почти девять килограмм железа за спиной внушают уверенность и решительность.
Еще бы черную повязку, как у Рэмбо.
Я зловеще улыбаюсь:
– Начиная войну, не забудь одну вещь.
– Какую? – послушно спрашивает Константин.
– Мешки для трупов, – расплываюсь в довольной улыбке, поправляя своего нового любимца. Ну вот, немного тренировки, и даже Богомол станет нормальным мужиком.
Подать мне демонов!
Намечается, кое-что интересное.
***
Бабочка вьется вокруг статуи на краю городского кладбища под многообещающим названием «Костяные холмы». И почему мы бежим за крылатой ночью? Учитывая неблагоприятную обстановку в текущем Лондоне, я бы на улицу даже вечером не выходил. А прибавьте сюда светящуюся Темзу, которая совсем не река!
Монумент полностью облеплен мотыльками. Крылышки трепещут, делая фигуру похожей на оживший океан. В темноте океан кажется серым, живым и неприятным.
Константин бесстрашно бьет монумент рукой. И бабочки разлетаются. Это статуя Святой Марии. Заступницы всех детей. А возле нее сидит на коленях женщина. Наша клиентка Мариса. Мать мальчика, которого мы пытаемся избавить от демонов.
Пока мы проводили опасную операцию, эта дамочка смылась и пришла на кладбище.
Ночью.
Одна.
12. Ты. Я. И влажная нетрезвая женщинаМариса жмётся, заламывает руки и старательно наматывает истерику на наши уши.
Константин обхаживает зареванную женщину, как медсестра VIP-клиента с простатитом. Послать нельзя, но очень хочется. При этом он сохраняет каменно – нейтральное выражение лица. Выдают его только глаза: бегают, выглядывают, где бы добыть спасения.
– Сестра Литиция, вы же тоже женщина, упокойте её, – просит мое начальство. Умоляет даже.
– Пара фунтов?
– Нельзя делать все за деньги! Доброе дело вам зачтется…
– Шесть.
– Сам справлюсь! – прижимает к себе Святоша женщину.
Сходимся мы в итоге на восьми фунтах. Бумажки большие и приятные на ощупь. Крупнокалиберные.
Мне тоже очень хочется дать этой тетке в морду. Но я ж лицо Преподобное, мне тоже нельзя! Поэтому иду в магазин за виски (Водку тут не продают). Наливаю согревающего в чашку с рисунком из ромашек и заставляю мадам выпить.
Истерика захлёбывается в процентном соотношении спирта.
– Это не чай! – возмущению матери нет пределов. Но она приходит в себя и признается: – Возле статуи похоронен мой сын. Брат-близнец Джима. Его звали Джек. Он был на несколько минут старше Джима. Маленький, всегда веселый. Был, – Мариса в конце каждого предложения прихлебывает «чая». – Он умер из-за болезни. Пять лет назад. Всего годик ему был.
– Что за болезнь? – Константин нюхает чашку в руках женщины и неодобрительно смотрит на меня. Ах забыл, эти английские традиции. Надо было прекрасный напиток молоком испортить?!
– Красные пятна по всему телу. Температура. Жар…
– От банальной краснухи?! Позор и кремация местной медицине! – отодвигаю бутылку, втихую стерев капельку с горлышка и лизнув палец. Под взглядом Святоши, скулы сводит кислотой. Ни на секунду нельзя расслабится.
Запах у виски резковатый. Спиртяга сплошная. Сразу ясно, что в блохастом подвале разливали. Надеюсь, он в желудке не самовоспламенится.
– Мы закопали тело без могилы, потому что тогда денег не было. Все собирались перезахоронить, но что-то мешало. Я каждый год приношу цветы Марии, – голос Марисы дрожит. Она и раскаивается, и грустит, и плачет. Все одновременно. – Надеюсь, она присматривает за Джеком.
Вот сучка! А сразу все нельзя было рассказать?! У неё ребенок с ума сходит, а она оперативную информацию утаивает!
***
– Бутсы рваные съем, если в мальчишке не душа его брата, – мое мнение я могу засунуть себе куда угодно, а Преподобный поможет. Но я, все равно, высказываюсь, торопливо наворачивая яичницу с беконом.
Святоша мужественно терзает кашу из редьки на завтрак и игнорирует меня.
Встали мы далеко за полдень. Но и легли с рассветом. Прям как реальные тусовщики. Только без тусовки.
– Хочет себе нормальную могилу пацан, – выдаю следующую умную мысль.
Богомол закатывает глаза и уточняет:
– С чего такая уверенность, сестра Литиция?
– Пьет молоко, смеется. Как отец двух сыновей тебе говорю.
– Интересно было бы на них посмотреть, если они похожи на этот случай.
– Не. Они классные. Непослушные, немного. Сашка уже в пятом классе. Даже с девчонкой встречается. Мне Пашка по большому секрету рассказал. И даже по скайпу фотку показывал. На телефоне брата, – разливаюсь я соловьем. Про детей рассказывать обожаю. Но вот застывшее лицо Святоши меня быстро останавливает. Что, каша не в то горло заползла? – стоп. Я уже говорил, что исповедоваться не буду!
– Это просто дружеский разговор, – Преподобные глазки скачут, как блохи. Куда угодно, лишь бы не на меня.
– С каких пор мы дружбаны?
– Мы работаем вместе, – говорит Святоша с непробиваемой мордой терминатора.
– Мы провели ночь вместе, – копирую его интонацию.
От этой фразы Святоша кашляет и давится в кулак.
–Ты. Я. И влажная нетрезвая женщина, – добиваю беднягу и, пока его накрывает приступ тахикардии, незаметно подкидываю ему в кашу кусочек бекона. И спрашиваю:
– Что делать будем?
Напарник заливается водой и стирает слезу с левого глаза:
– Сегодня поговорим с отцом. И похороним мальчика. Если вы правы, это решит проблему.
