Федерико был уже далеко, очень далеко, наблюдал из аркады, ас ним и остальные. Четыре отличных кинжала, четыре горы мышц — достаточно,чтобы защитить его от чего угодно, за исключением безумия, за исключениемгоречи, за исключением ее смерти, за исключением бесконечных, ужасных лет безнее, бесконечных лет...
Пьяная тоска навалилась на него. «Как я хотел ее, моюМарианну! Как это описать?» Даже когда она плакала у него на руках, даже когдавопила, чтобы он отдал ей бутылку, даже когда ее пьяные глаза смотрели на негоосуждающе, а губы расползались в стороны, обнажая ослепительно-белые зубы!«Разве ты не видишь, что я теперь с тобой, — говорил он ей. — Мывместе, а они все ушли, и они уже никогда не смогут нас разлучить, ты такая жекрасивая, как всегда, нет, нет, не отворачивайся от меня, взгляни на меня,Марианна!»
И лишь на короткий срок эта неизбежная мягкость, этапокорность: «Я знаю, что ты не смог бы сделать это, с кем угодно, но только нес Тонио! А он счастлив, правда? Это не ты... и он счастлив».
«Нет, моя дорогая, мое сокровище, — отвечал он. —И он обвинил бы меня, если бы это сделал я. Ты же собственными глазами виделабумаги, которые он подписал. Что бы он выиграл, не обвиняя меня?»
«Только время, чтобы придумать, как убить меня. Вот что онвыиграл. Ах, сначала мои сыновья, мои сыновья для рода Трески, о да, всё длярода Трески, вот для чего он скрыл правду, Тонио-певец, Тонио-фехтовальщик,Тонио из рода Трески!»
Прекратятся ли когда-нибудь сплетни?
«Неаполитанцы ужасно боятся его, скажу я вам, онистарательно избегают случая рассердить его. Говорят, он пришел в ярость, когдаего оскорбил тот молодой тосканец, и перерезал мальчику горло! А эта драка втаверне, когда он убил другого мальчика? О, он — один из опасных евнухов, оченьопасных...»
"А где же моя шлюшка в черном? — внезапно подумалКарло. — Где моя красивая дама-Смерть, моя куртизанка, так храброрасхаживающая в одиночку по площади? Думай о живой, забудь мертвую. Мертвую,мертвую, мертвую.
Да, думай о живой плоти, теплой плоти, скрывающейся подэтими черными одеждами. Только бы ты оказалась красивой, только бы ты стоилакаждого цехина![47]"
Между тем огромная лужа, с поверхности которой ветер отогналдождь, снова превратилась в отличное зеркало. И в этом зеркале он увидел, чтофигура в темных одеждах приближается к нему. Нет, уже стоит перед ним.
Ах!
Он улыбнулся, глядя в воду на ее отражение. «Итак, мояхрабрая и соблазнительная шлюшка в черном, дело дошло до этого!»
Но вслух с его губ сорвалось лишь одно слово:
— Красавица.
Увидела ли она это?
«А что, если я сброшу с тебя это покрывало? Ты не осмелишьсядурачить меня, правда? Нет, ты будешь красивой! А еще жеманной, бездумной, сбесстыдным язычком! Будешь торговаться, прикрываясь кокетством, и все времядумать, что я хочу тебя. А ведь все эти годы я не хотел никого, кроме одной-единственнойженщины, одной-единственной красивой и безумной женщины. Которая вскричала:„Тонио!“ — и умерла на моих руках».
Теперь она была так близко от него, эта незнакомка в трауре,что он мог разглядеть вышивку по краю ее вуали. Черная шелковая нить,великопостные цветы, бусинки черного янтаря.
И вдруг что-то белое мелькнуло под вуалью. Ее обнаженныеруки!
«Лицо, какое у нее лицо? Открой же лицо!»
Она стояла спокойно и довольно далеко от него, гораздодальше, чем ему казалось, когда он смотрел на ее отражение в луже. «Да онапросто великанша какая-то, а не женщина! Или это просто так кажется? Пустьуходит! Я не пойду за ней. Я выпил слишком много бренди и слишком несчастен».Он уже готов был поднять руку, чтобы подозвать Федерико.
Но женщина не уходила.
Кажется, ее голова под покрывалом изящно склонилась набок.Все ее длинное тело, казалось, тянулось к нему, и его туманные исентиментальные мысли внезапно рассеялись.
— Да, моя милая? — прошептал Карло, словно натаком расстоянии она могла его услышать.
Но мимо проходили в это время другие люди; несколько мужчинв темных, развевающихся на ветру одеждах отделили ее от незнакомки, неподозревая об этом, но Карло не отрывал глаз от ее одинокой соблазнительнойфигуры, а она — он чувствовал — смотрела прямо на него из-под своего траурногопокрывала.
И как раз тогда, когда он вдруг испугался, что потеряет ееиз виду, он увидел через плечо человека, оказавшегося в тот момент перед ней,что она подняла вуаль своими белыми руками. И он увидел ее лицо.
На мгновение он остолбенел.
И тут она пошла к нему. Он знал, что не настолько пьян,чтобы видеть галлюцинации. Она была красива! Она была так же красива, как всевокруг, и сама это знала! Она шла к нему, как вызванный им самим дух, и у неебыло лицо роскошного манекена, куклы в человеческий рост.
Это лицо казалось фарфоровым, да, именно фарфоровым. Онобыло абсолютно белым. А еще эти глаза!
Теперь уже он шел за ней, и дождь кружился в серебряномсвете, так что ему пришлось прищуриться, чтобы получше разглядеть ее, когда,обернувшись через плечо, она снова показала ему свое лицо. «Да, за ней! Заней!»
И теперь красавица смело, восхитительно дерзко звала его засобой!
О, это было так необычно, так приятно и так нужно емусейчас, потому что боль хотя бы ненадолго отступила.
Она шла все быстрей и быстрей.
А дойдя до канала, пролегавшего впереди нее, обернулась.
Вуаль медленно опустилась.
Но это было хорошо, это было соблазнительно. Карло сталдогонять ее и в несколько шагов оказался почти рядом с ней. Ее юбки почтикасались воды. Ему казалось, что он видит, как вздымается и опускается придыхании ее грудь.
— Столь же дерзкая, сколь красивая! — сказал оней, хотя она все же была еще довольно далеко, чтобы услышать его. Онаповернулась и махнула гондольеру.
Он заметил, как позади собираются его люди, а Федерико идетк нему.
И тогда он бегом кинулся к ней, грузно и неловко ступил влодку, которая тут же закачалась под ним и словно впихнула его в закрытуюкаюту, куда уже скрылась женщина.
Откинувшись на сиденье, он тут же почувствовал прикосновениетафты ее платья.
Лодка тронулась. С канала потянуло вонью. А перед ним былаэта красавица в своем великолепном одеянии, и он слышал ее дыхание.
