бы себя на полке поохаживать веничком!
— Вот подлетит Викентий Кузьмич — он нас всех поохаживает, — растягивая слова, произнес Мержин. — Хоть и зима, но у него крапива найдется…
Улыбчивый, в разговоре раскатистый, громкий, Чипуров обрадовался внезапному появлению гостей, давно уж привык к таким посещениям. Заовражный мало кто обходил стороной, да и просто нельзя было: поселок — на трассе, на бойком месте.
— Хозяйке не помешаем, если такой гурьбой ввалимся? — спросил Мержин.
— Елена Диомидовна гостеприимная, — ответил Чипуров, — вся в меня! — Он смеялся душевно, как смеются все искренние люди. — Жена проверена на всех режимах.
Вошли в дом, поздоровались, извинились. Хозяин стал приглашать в баню, но гости с благодарностью отклонили заманчивое предложение. У Чипурова был в доме еще один приезжий — Султанов, директор совхоза «Кудринский», сменивший Румянцева.
— Так вы в мою сторону, братцы? — кинулся сразу Султанов, едва хозяин представил его заезжим. — Мать твою перекати поле! У меня храпун обезножил на задний скат, а запаски нету. Из Парамоновки выехал — и вот осечка! Закатили машину в гараж леспромхоза… Не надо бы мне самому садиться за руль. Теперь пошлю сюда Теуса, Рудольфа Освальдыча. Это шофер мой, он и при Румянцеве ездил. Пусть запаску везет и в Кудрино «УАЗ» тянет.
От Султанова попахивало перегаром. Дубов, попридержав дыхание, спросил:
— За рулем употребляете?
— А чё? Пришлось! Куда денешься? Пока отношения с тем, с другим выяснишь — и остаканишься, перекати поле мать! Колесом крутиться приходится, чтобы хозяйство не заплесневело, чтобы строилось-ладилось. Или не так, по-вашему?
— Не так, — твердо сказал Дубов.
— Эх! — обеими руками взмахнул директор «Кудринского» и как-то сердито умолк.
Давно и прочно за ним утвердилась слава вральмана, заливалы. О таких говорят обычно, что они умеют «заправить арапа» или «накидать лапши на уши». Мержин и Дубов видели Султанова впервые, но именно эту особенность в нем уловили, почувствовали. И у каждого разгорелся к Султанову свой интерес. Начались беглые расспросы о совхозе, о Кудрине вообще. Султанов мигом переключился, не стал изображать из себя обиженного, лицо его оживилось до трепетности.
— Я в нефтеразведке, в управлении глубокого бурения, в сейсмопартии наперечет всех знаю! — отчего-то сбиваясь с дыхания, пустился он в россказни. — Крутим дела, как те еще водокруты! Трудности? Еще какие! Без них разве только в раю, да рая нету. А жаль, мужики! Загодя сторговал бы местечко у Петра-апостола, пока гроши в загашнике водятся!
Совхоз «Кудринский», повествовал директор, получил наконец государственную электроэнергию, но на подстанции что-то не так подсоединили, идет утечка, одна фаза теряется, напряжение прыгает, телевизор моргает, лампы или не светят совсем, или горят в полнакала. Он, Султанов, самолично по столбам на когтях лазит, ищет с монтером неисправности. И председателю поссовета Саблину достается, шпыняют его со всех концов, а он, Саблин, эту государственную электроэнергию больше всех пробивал. Прежде Саблин начальником был в разведочном глубоком бурении, а потом его избрали в Совет.
— Это мы знаем, — обмолвился Мержин, слушая директора совхоза и отмечая про себя, какой он, Султанов, все-таки… словоизвергательный.
— Сейчас у нас все завязано на электроэнергии, — продолжал Султанов, размахивая руками и бодая лбом воздух. — Перебои тут создают такие помехи, что ого-го! Коровы стоят недоены, непоены. Кормов заготовили — завались, а надоев, на какие рассчитывали, взять не можем.
— Ваше хозяйство как с нефтяниками связано? — спросил Дубов.
— Пуповиной! — гаркнул Султанов с выдохом, выпучивая еще шибче глаза и диковато вращая ими. — Где от нефтяников помощь, а где натуральный вред. Своей сверхтяжелой техникой разрушают мосты, роют дороги. Сена не привезешь! Ездили бы по профилям, так нет же!.. Клуб у нас — старье: конь копыто в щель просунет. Начали строить новый — вот тут нефтяники помогать взялись. Садик тоже нам нужен. Детей наплодилось полно, а бабки за ними ходить не хотят. Бабкам, видишь ли, молодиться вдруг вздумалось! Принарядятся, соберутся голубушки-кумушки и сидят за самоваром днями, воспоминанничают! Судить их тут не за что. У каждого человека свой пьедестал, с которого он на мир смотрит.
— У вас какой… пьедестал? — поинтересовался Мержин, не скрывая усмешки.
— Не выше колен, — как ни в чем не бывало ответил Султанов. — Это чтобы удобнее было запрыгивать, да и спрыгивать!
Чипуров, знавший отлично Султанова, уже несколько раз пытался жестами, мимикой попридержать словесную пылкость директора совхоза, но тот или не видел стараний Филиппа Ефимовича, или не хотел видеть. Но последнее исключалось, ибо Султанов мог глядеть на собеседника, а видеть совсем другое. Однажды по осени у костра, на охоте, Султанов мешал суп в котелке, глядел в кипящее варево и тут же, не отрывая взгляда от котелка, показал ложкой куда-то за левое ухо и возбужденно выдохнул:
— Утки летят!
Действительно, в той стороне, куда была направлена ложка, тянул табунок гоголей…
Чипуров все же остановил Султанова:
— Вот Николая Филипповича Мержина интересуют наши лесные дела. Разреши нам с ним перемолвиться.
И Филипп Ефимович стал рассказывать Мержину о своем леспромхозе. Конечно, просеку они под аэродром вырубят. Вложат свою долю и в строительство города Соснового.
— У нас трудности с кадрами, — посетовал Чипуров. — Два месяца тому назад дали объявление в отраслевую газету, что, мол, остро нуждаемся в механизаторах. Ну письма и повалили! Сто пятьдесят конвертов пришло за неделю! В основном присылали из мест, не столь отдаленных. А у нас таких и без этого хватает. Творят фокусы, что не успеваем распутывать. Прочистишь иному мозги, он раскается, в телогрейкин рукав поплачется, а через некоторое время, глядишь, снова наколбасит.
— А земля интересная здесь, — заметил Дубов. — Я кудринские края знаю во все времена года и люблю их! Особенно осенью тут сине и сухо. Можно бы жить да радоваться.
— У нас свой микроклимат, — дополнил его Чипуров с радостью в голосе. — А названия речек какие! Не вдруг запомнишь, не вдруг выговоришь: Падога, Кедога, Сочига…
— По Сибири — это повсюду, — кивнул Мержин. — Коренное население всякому месту свое точное название давало… А вы, Филипп Ефимович, давно в Кудрине были?
